Не ум.ru

Польза, правда, от такой заурядности есть, с этим не спорю. Недавно, к примеру, отыскался предательски пропавший носок от «Хьюго Босс», одно из последних напоминаний о чистой, как выяснилось, случайности, по какой в мою жизнь наведался достаток. Мимолетный и эфемерный. Как дыхание стрекозы. Оттого и исчез он, будто форточку кто открыл. Оставил от щедрот, а может быть по забывчивости, ряд предметов. Некоторые я несколько старомодно, то есть с претензией, именую «свидетелями лучших обстоятельств». Среди них авторучка «Монблан», антикварный письменный стол, пара «богатых» носков… Теперь вот половина пары.

Двойник моей последней и весьма неожиданной находки – это об отыскавшемся «фирменном» носке – в свое время повадился разбивать другие пары. Те, что попроще. Не очень джентльменское поведение. Для любой вещи. Через эту развязность носок и был сплавлен в вечную ссылку на север двора. Там он наверняка в считаные дни загнулся в смрадном нутре известного своей неразборчивостью контейнера. Эта неосмотрительность обидно свидетельствовала о моем расточительстве и, что печалило сверх всякой меры, превращало блудный носок в заведомый неликвид. Я не стал щадить себя и выражений не выбирал. Увы, хула, как и свойственно ей, сути вещей не изменила: раньше надо было потерю искать. Вспомнилось, как, обнаружив недостачу, грешил на стиральную машину. Большая затейница и с причудами. Обожает зажевать что-нибудь меленькое, непременно с концами. Несмотря на все это подлое хамство, грубо пенять технике никак было невозможно. Она чувствительно переслуживает и невероятно капризна. Я даже заглянул в ванную и извинился за невольный навет, за то что недопустимую мысль допустил. В виде искупления пообещал похлопотать о помещении сведений о ветеране в «Книгу рекордов Гиннесса». Фотку не обещал – ложь с размахом совсем не мое, – но с упоминанием посулил порадеть. Купилась, если судить по тому, что все еще напрягается. А я ее однажды «сволочью недоверчивой» костерил. Вот же неблагодарный.

27

Наткнувшись на пропыленный носок, я живо представил себе и даже сподобился неизвестно для чего записать, как партизанящие на моей территории тараканы волокут его, пленного, на свою тайную базу. Носок сперва грозит живности скорым возмездием, потом запугивает связями, накопленной для такого вот случая вони подпускает что есть силы… А тем всё равно. Его допрашивают с пристрастием, пытают. Иначе откуда, спрашивается, в районе пятки образовалась гигантская прореха? Смертельная дыра! Я бы с такой не выжил. И никто бы не выжил. И вдруг в мой распалившийся от воображаемых картин мозг закралось горбатое и кривоногое сомненьице. По поводу пыток. Наверное, «пытки» – это неправильно. Неприемлемое слово, глубоко ошибочное, антипатриотичное. Неуместно патриоту так думать, если пытают не партизан, а они сами. Так родился эвфемизм истязаниям: «Партизаны настойчиво добивались от врага правдивых сведений». Звучит не очень, я бы сказал кондово. Зато уважительно, даже если проговаривать этот текст не вслух, а про себя. Разница как между «разведчиками» и «шпионами». Я вообще к любым нюансам крайне чувствителен. Для меня и «тандем» в свое время стал «парочкой», так чувствовалось, что не за нас они.

Какое-то время спустя подумалось наконец-то верное: какие к черту из тараканов партизаны, если они завзятые мародеры?! Вот так. Лучше поздно, чем никогда. И не вписавшийся в «правду жизни», как говаривал один киношный герой, сюжетец последовал за утратившей востребованность, а следовательно – и жизнеспособность вещицей.

28

В углу, под книжным шкафом, где нашелся пропавший носок – я не заглядывал туда чертовски долго, к моему вящему отвращению обнаружился старый мышиный помет. Находка, скажу прямо, потрясла меня. Она обрушила устоявшееся за годы представление о том, что если я с кем и делю жилище, то лишь с хомяком и исключительно на добровольной основе. К тому же я подспудно пребывал в убеждении, что хомяк запросто, не покидая клетки – попробовал бы! – отпугнет любую нечисть. Или загрызет, если нечисть сунется к нему ближе, грызун же. К слову сказать, наш дом никогда мышами грешен не был. Я ни разу не слышал сомнительных шорохов по углам и, невзирая на зрелые годы, в отсутствии практики вряд ли справился бы с мышеловкой, не изуродовав прежде пальцы. Вездесущие тараканы – совсем другое дело. Тараканы не в счет, для меня они телесная нежить, сопутствующий ущерб глобальных жизненных неудач. В то же время я проницательно усомнился, что неведомый мне злоумышленник не самым таинственным образом – дверной замок в силу своей разболтанности легко мог «задом вильнуть» – пронес в мой дом пакетик с мышиным пометом и сыпанул из него под книжный шкаф. Мир вокруг становится все более странным, и я вполне допускаю, что не улавливаю весь трагизм изменений, но чтобы такое!