[НЕ]ВЕРНОСТЬ. Что делать, когда не знаешь, что делать

– А с чего ты взял, что я хочу с тобой переспать? – растерянно проговорила я. Видимо, мой вид был настолько удивленный, что он замешкался, убрал руку с дверной ручки и корпусом развернулся ко мне.

– Ну, ты сказала, что я вкусно пахну, – начал он перечислять. – Еще там, в баре, помнишь?

– Я так всем говорю, кто вкусно пахнет. Даже Эдику сказала. Он, походу, первый раз сегодня помылся перед концертом. Мы в одной гримерке сидим. Конечно, я чувствую, как от вас всех пахнет!

– Просто мне показалось, что ты как будто… Ну, знаки внимания мне оказываешь. Ты меня за руку трогала, – продолжал перечислять мои прегрешения Витя.

– Ну, во-первых, не за руку, а за плечо! А во-вторых, а как еще обратить на себя внимание, когда вы все ушли в разгон, а я хочу вкинуть свою реплику? Я ж не могу постоянно перекрикивать. Поэтому всегда так делаю: прикасаюсь к плечу или к колену говорящего, он замолкает, а я перенимаю инициативу в разговоре. Вы сразу начинаете меня слушать. А я ведь дельные вещи иногда говорю!

– Да ты вообще крутые вещи говоришь. Не в этом дело. Просто… ты сказала, что у меня красивое пальто!

– Ну дак оно красивое! Бежевое однобортное, нестареющая классика! Пальто офигенное! – Я начинала срываться в крик, пытаясь доказать свою невиновность. Чувствовала, что воображаемые господа присяжные заседатели недоверчиво глядят в мою сторону и качают головой с укоризной. А воображаемый судья уже хочет стукнуть своим молоточком и произнести сакраментальное: «Виновна!»

– Да, блин, как объяснить… Просто мне сегодня показалось, что ты как-то смотришь на меня так… Ну, я даже не знаю…

– Ну как? Как я на тебя смотрю?

– Ну, глазами…

– Ты охренеешь, Витя, но я на всех смотрю глазами! – Я специально стала добавлять в свою речь матерные слова, чтобы Витя понял, что я не хочу ему нравиться.

Ведь мужчинам не нравится, когда женщина матерится. Поэтому я старалась как можно грубее материться. Мат, как мне кажется, это такой своеобразный антифлирт. Мат обнуляет флирт. Если вы хотите, чтобы вас резко перестал хотеть ваш визави, матюкайтесь. Всегда помогает. Наверное, когда мужчина видит перед собой матерящуюся женщину, он начинает воспринимать ее как коллегу по цеху, как братана, как мужика. А хотеть мужика никто из мужиков не хочет. Ну, по крайней мере из натуралов.

– Какими, бля, глазами я на тебя смотрела? – повторила я грубее. Мне было противно от этого моего неуместного междометия «бля», но ничего поделать не могла, нужно было нивелировать действие флирта.

– Да другими глазами!

– Да у меня нет других глаз!

Мы оба резко замолчали. Такие бурные ссоры в фильмах обычно заканчиваются страстным сексом, подумалось мне. Я отвела взгляд, чтобы не смотреть на него какими-то «другими глазами». От дикого эмоционального напряжения, которое сконцентрировалось вокруг нас двоих, стало неловко. Я отчего-то почувствовала себя виноватой. Как будто пообещала что-то человеку и не дала этого. Искоса я посмотрела на Витю. Он не выходил из машины, сидел, молчал, смотрел куда-то вниз и задумчиво пальцами скатывал шерсть с пальто. А получившиеся бежевые катышки кидал под ноги, на пол моей машины. И смотрел туда. И молчал.

Наконец, я решилась прервать затянувшуюся паузу:

– Ты мне нравишься…

– Вот! Я же чувствовал! – Витя сделал характерный жест открытой ладонью, победоносно глядя на меня. Так дисквалифицированные спортсмены, когда получают отрицательный тест на допинг, кричат о своей правоте.

– Я не договорила, – продолжила я. – Ты мне нравишься. Так же, как и все остальные.

– Но ты флиртуешь…

– Так же, как и со всеми остальными! – парировала я и для пущей убедительности тихо добавила: – Бля…

– Но ты согласилась меня подвезти до дома, – уже не так уверенно сказал Витя.

– Как и всех остальных. Но все отказались, потому что остались бухать в баре. А почему ты не остался в баре?

Витя замолчал и принялся опять заниматься ватокатанием своего пальто.

– Ты знаешь, иди-ка домой, пока тут все свое пальто не общипал, – наконец тихо сказала я.

– Ты это, Наташ… извини, если что.

– Да все в порядке, – пожала я одним плечом. Потом вспомнила, что в книге «Язык телодвижений» односторонняя жестикуляция означает вранье, и пожала плечами еще раз. Уже двумя. Ну, чтобы Витя наверняка понимал, что я не вру.

– В четверг, получается, мы в баре встречаемся в полшестого? – зачем-то сказал он.

– Да, давайте пораньше сядем, как раз перед выступлением попишем в концерт, – сказала я, стараясь не глядеть на Витю, чтобы он еще себе что-то не напридумывал; потом вспомнила про магическое действие мата и добавила: – Давай, сдристывай, нахрен, из моей машины!

Витя послушно кивнул и тихо сдристнул из моей машины. Он аккуратно захлопнул дверь и, запахнувшись в остатки общипанного, но красивого, как и он сам, пальто, поковылял по растаявшей тропинке к подъезду.

«Наташа, надо меньше трогать людей… – сказала я самой себе. – И меньше смотреть на людей. И не разговаривать с людьми. Постарайся не общаться с людьми, а то ты так последних друзей потеряешь».

С Витей мы общаемся до сих пор.