Единственное, что меня сильно тревожило, – разница в возрасте. Мой Любовник был младше меня на восемь лет. Меня это беспокоило все больше и больше с каждым днем. Ведь с каждым днем я становилась все старше и старше. Любовник тоже становился старше, но его это даже красило. Он становился все мужественней и красивее, а я тупо старела. И все. На фоне этой пышно цветущей геронтофобии у меня начал развиваться нехилый комплекс неполноценности. Мне казалось, что мой Любовник начал заглядываться на своих ровесниц. В какой-то момент я поймала себя на мысли, что во время матча стою около заградительного стекла и пытаюсь понять, с каким настроением мой Хоккеист смотрит на девчонок из группы поддержки. Отчего-то мне стало казаться, что он мне изменяет.
В этот день я опять стояла у стекла и смотрела на ледовую коробку. А иногда на скамейку запасных. А иногда на междурядье, где танцевала Карина. Ну, конечно, у нее вон попа какая красивая. Сколько ей лет? Наверное, двадцать. Смена игроков, мой Любовник поехал на скамейку запасных. Зазвучал джингл. Карина улыбнулась, два раза ударила серебряными помпонами друг об друга, крутанулась на ноге, повернувшись спиной к ледовой коробке, и несколько раз сделала резкие движения бедрами. От чего ее коротенькая юбочка подлетела, обнажив красивую попу, обтянутую черными трусиками.
«Сучка! Она специально это делает для него! Как у нее совести хватает!» – во мне все кипело. Если бы в обязанности ивент-менеджера входил найм и увольнение девочек из группы поддержки нашей команды, Карина бы уже была уволена сегодняшним числом. Но все, что я могла, это стоять у стекла и ненавидеть ее и всех красивых девушек, которые присутствовали на ледовой арене, просто за то, что они все могли отобрать у меня моего Любовника. Так я и стояла. И смотрела. И ненавидела.
– Да они все тупые, – раздался насмешливый голос откуда-то сбоку.
Я отвела взгляд с трибуны и посмотрела на моего случайного собеседника. Под два метра ростом, широкоплечий парень с таким, знаете, подростковым пушком над верхней губой. «Сколько ему лет? Шестнадцать? От хоккейной школы отбился, наверное». Мой взгляд опустился вниз и выцепил яркий логотип на его штанах. А, понятно, молодежка. Видимо, парень не попал сегодня в заявку, поэтому вышел посмотреть, как играют старшие.
– Кто тупые? – на всякий случай спросила я у него.
– А на кого ты смотришь? – ответил он вопросом на вопрос.
– Ну, в данный момент на тебя.
Парень хмыкнул, улыбнулся и спокойно ответил:
– Ну, значит, я тупой. Я ж хоккеист. Мне вроде как положено быть тупым. Это моя работа.
– Я вообще-то тоже по работе тут смотрю… Кстати, я ивент-менеджер. – Я протянула вперед правую руку для рукопожатия.
– Понял. Если все так официально… Ну, тогда я – форвард. – Он с наигранной серьезностью пожал мне руку, так пожимают руку президенты, позируя на камеры. – У тебя руки холодные. Не простынь, тут у льда прохладно.
Форвард снял свою куртку и накинул мне на плечи, не дожидаясь моего разрешения.
– Мне не холодно, – попыталась возразить я.
– Теперь – да. Теперь не холодно.
– Ну, в следующий раз хотя бы разрешения спроси, перед тем как накидывать свои куртки на посторонних людей, – уже доброжелательнее отозвалась я.
– Я форвард таранного типа. Спрашивать – не в моих правилах.
С того дня Форвард таранного типа всегда был где-то рядом. Естественно, без разрешения. Неважно, была я в менеджерской или в столовой, шла домой или в бухгалтерию, писала сценарий или смотрела раскатку перед матчем, он всегда находил повод подойти и быть рядом. С пластиковым стаканчиком горячего шоколада или курткой и пушком над верхней губой. Иногда, когда у нас совпадало свободное время, мы садились на пустые трибуны и разговаривали ни о чем.
Когда я разговаривала с Форвардом, паника и неуверенность по поводу моей никчемности отступала. Я переставала думать, что мой Любовник уйдет от меня к какой-то Карине. Я видела в глазах Форварда неподдельный интерес, и этот интерес позволял мне снизить уровень моей тревожности. Все изменилось. Теперь каждый раз, когда мой Любовник обещал позвонить мне и не звонил, я не грызла ногти в напряжении, не металась из угла в угол, думая, что я ему больше не нужна. Я писала Форварду. И он всегда отвечал. Его ответы действовали на меня успокаивающе, как лаванда. А ответы Любовника действовали на меня возбуждающе, как корица. А ответы моего мужа на меня уже давно никак не действовали.