– У нас ничего такого не будет! – Она бежит наверх, я иду за ней до лестницы.
– Я еще не сказала «да»! – кричу я вслед. По дороге обратно на кухню вижу, что Робби стоит у двери в гостиную и разглядывает стену. – Что такое, сынок?
– Да вот думаю, что будет в следующий раз? – качает он головой. Робби поворачивается ко мне. И сразу видно – передо мной семнадцатилетний юнец. Куда-то исчезла бравада, напускное равнодушие («подумаешь, ну и что?»), вместо этого нервозность в лице, которую прежде я не замечала. – Ей-богу, не знаю, что я такое натворил, за что мне это?
– Дорогой ты мой, – обнимаю я сына, и он прижимается ко мне, лицом тычется в шею. – Я абсолютно уверена, что это не имеет никакого отношения ни к тебе, ни к твоим поступкам, ни к твоим словам. А еще я уверена, что скоро полиция во всем разберется, это вопрос времени.
Он отстраняется, подходит к дивану:
– А инспектор О’Рейли что говорит?
– Криминалисты работают с отпечатками пальцев. Кстати, завтра надо сходить в участок оставить и наши отпечатки.
– Значит, в сущности, у них ничего нет?
– Ну-у… Инспектор О’Рейли работает, ищет улики… Пока рано говорить что-то определенное.
Робби перегибается через спинку дивана и берет пульт.
– Поскорей бы их нашли. Не дай бог, еще что случится.
Собираюсь что-то сказать, лишь бы его успокоить. Нет, лучше не надо, мои слова прозвучат впустую, их нечем подкрепить, реальных фактов все равно маловато. А свои соображения лучше держать при себе, пока не получим известий от О’Рейли. Приходит время ложиться спать, а он все не звонит. Можно только предположить, что допрос Эмили затянулся несколько дольше, чем он сам ожидал. Забираюсь под одеяло, выключаю настольную лампу, лежу с открытыми глазами, вглядываясь в темноту. Сквозь щель в занавесках с улицы в комнату сочится свет, светлый лучик рассекает потолок надвое, как трос, по которому идет канатоходец, а с обеих сторон таится мрак, готовый поглотить его, как только он потеряет равновесие и упадет.