Не возжелай мне зла

— Мама назвала меня Габриэлем в честь архангела Гавриила, на счастье. Это имя означает «Божья сила», — сказал он. Месса закончилась, он стоял и ждал, когда его мать договорит с отцом О’Риорданом. — Но все это чушь собачья!

— Вот уж верно, — отозвалась я. — У меня у самой такое имя, что моя мамаша считает, что я его недостойна, и ненавидит меня за это.

— И какое же?

— Скарлетт.

— Великая блудница [2], что ли?

— Нет, — засмеялась я. — Скарлетт O’Хара из «Унесенных ветром».

Он отвернулся, пустил сигаретный дымок над могильными плитами.

— Не так-то просто быть достойным героя кино.

— Да я пыталась ей объяснить. Неделю потом ухо болело.

Я стала с ним встречаться, мне нравились его темные глаза, проказливое, плутовское лицо. Он не был со мной груб, как Дайармейд или Финн. Не тыкал меня локтем в бок, не делал вид, что хочет подставить мне подножку. И не отворачивался, не дослушав до конца. Относился ко мне по-доброму, как Деклан, подчинялся мне. Часто меня смешил. Он не обращал внимания на всякие условности, и я восхищалась им за это. Был смел и отважен, и рядом с ним я ощущала себя так же.

Конечно, наши отношения должны были плохо кончиться, но поди объясни это шестнадцатилетней, да еще влюбленной, девчонке. В последний раз мы встретились ранним вечером и до ночи просидели на улице, только вдвоем, и потом не один месяц я вспоминала каждое его слово, каждый жест, смаковала свои ощущения, как маленький сластена смакует каждый кусочек шоколадки.

Мы сидели с ним, укрывшись от ветра за толстым стволом одинокого старого дуба, в единственном уютном уголке во всей голой местности. Гейб только вернулся из Дублина, где гостил у брата, привез с собой марихуану и свернул косячок. Прикурил, прикрыв огонек ладонями, глубоко затянулся. Я говорила, как мне хочется уехать из Ирландии, что я пойду на все ради этого. Он не отвечал, и тогда я прижалась к нему плотней.

— Ты меня слушаешь?

— Слушаю.

— Ты мне веришь?

— Конечно. Кто не хочет уехать отсюда подальше?

Я улыбнулась, сползла, опершись спиной о ствол, на землю и стала смотреть сквозь ветки на небо. Ночь была ужасно холодная, изо рта шел пар, безоблачное небо светилось яркими звездами. Я искала знакомые созвездия, представляла себе, что где-то там, в пространстве, есть другие галактики, а в них есть планеты, похожие на нашу Землю, а на этих планетах живут такие же девочки, как и я. Мне хотелось знать названия далеких галактик и звезд, словно так они стали бы более реальны, более осязаемы. И почему в школе нас не учат ничему полезному?

— У меня аттестат с отличием.

— Что?

— Мистер Бирн нас учил. В следующий раз притащу бинокль. В это время года довольно хорошо видны Сатурн и Марс.

У меня челюсть отвисла.

— Ты мои мысли читаешь или как?

— Или как, — ответил он. — А теперь поцелуй меня.

Я приблизилась, но в последний момент увернулась и взяла у него косяк.

— Так и знал, что ты это сделаешь.

— Видишь меня насквозь? — спросила я и глубоко вдохнула дым.

— Словно стеклянную.

Подымить косячком для меня — очень смелый шаг. Я знала, если застукают, буду проклята навеки, из дома больше не выпустят. Но с Гейбом мне море было по колено. Я затягивалась, дым обволакивал легкие, глаза сужались, потом передавала самокрутку Гейбу и прислушивалась к своим ощущениям. Наркотик бродил по моему телу, проникал в кровь, потом в мозг, я ощущала удивительную легкость, казалась себе чуть ли не ангелом; время замедлялось и почти останавливалось, не существовало ни прошлого, ни будущего, сплошное настоящее, и мне в нем было хорошо.

— В детстве мне казалось, — медленно проговорила я, — что ночное небо — это одеяло, а звезды — это такие дырочки в одеяле… А за этим одеялом свет.

Гейб протянул руки кверху, а потом снова уронил.

— У нас дома попугай, и по вечерам, в восемь часов, мама накрывает клетку покрывалом. В нем тоже есть дырочки.

— Точно! Прямо как Божье покрывало. Бог накрывает нас по ночам, чтобы мы могли немного поспать!

Мы похихикали, потом снова замолчали. Сознание было как неподвижная вода, и на поверхность время от времени поднимались пузырьки мыслей, лопались и растворялись в воздухе. Я ощущала такой покой, хотелось остановить это мгновение и так жить всегда. Не остановить течение времени, а приостановить, как на фотографии.

Мы прикончили косячок, и Гейб полез меня целовать. Язык у него был теплый и влажный, он прокладывал себе дорогу, ощупывая мой рот изнутри. Руки его беззастенчиво шарили по мне, длинные и проворные пальцы заползли под плащ, потом под свитер. Я не противилась, пусть погуляют. Вот они юркнули за спину и двинулись ниже, к попе. Было довольно приятно, и я ему не мешала. Он был дюймов на шесть выше ростом, и обниматься было удобно, мои округлости идеально совпадали с его впадинами. Вот руки его залезли под лифчик, он еще сильней прижался ко мне. Пальцы ласкали соски, и в нижней части живота у меня что-то проснулось.

— Ну, хватит, — оттолкнула я его.

Один раз мы с ним уже занимались сексом, один лишь разочек, но я плохо помню, была совсем пьяная, и очень надеялась, что во второй раз все будет гораздо романтичней.