Не возжелай мне зла

С Гейбом мы больше не встречались. Я узнала, что тот фермер все-таки схватил его, и очень беспокоилась. Наверное, думала я, его поймали, потому что он искал меня и не успел убежать. Его обвинили в умышленном причинении ущерба чужому имуществу — мальчишки вытащили на лед две лодки этого фермера, лед не выдержал их тяжести и провалился, и обе лодки утонули. Думаю, это случилось еще до того, как там оказался Гейб, но он все взял на себя. Я переживала, что его посадят в тюрьму и он подумает, будто я его бросила, но не осмелилась нарушить обещание, данное Деклану. Однако через несколько месяцев до меня дошел слух, что Гейба осудили условно и он уехал к дядюшке в Корк, чтобы спокойно закончить школу.

Окажись на моем месте мать, обожавшая драмы, она бы себя, бедняжку, очень жалела и, обмотавшись шалью, подолгу стояла бы на краю скалы и смотрела вниз, но я была не такая и понимала, что я обыкновенная девчонка и в истории этой нет ничего сверхъестественного, просто я немного сбилась с пути истинного. Особым умом я не отличалась, зато обладала чуть ли не фотографической памятью, а сестра Мэри-Агнес уж позаботилась о том, чтобы я запомнила побольше материала. Впрочем, очень скоро ее услуги не понадобились, просто мне самой понравилось учиться. А потом пришло письмо, где сообщалось, что меня приняли на медицинский факультет университета, и прежде всего я поделилась новостью с Декланом. Он прочитал письмо и долго потом сидел, уставившись на него, и улыбался так, словно исполнилась его самая заветная мечта в жизни, а я тут вовсе ни при чем. Отцу я рассказала, что меня приняли на медицинский факультет, когда он был в пабе. Он влез на стол и объявил всем своим дружкам, что его дочь далеко пойдет, что ее ждет блестящее будущее, и заказал всем выпивки. Матери я попросила ничего не говорить, так как знала, что на нее это не произведет впечатления. В последнее время мы с ней и так почти не виделись, и я не хотела, чтобы она явилась и снова стала трындеть, что я вечная неудачница и из меня все равно ничего не выйдет.

Перед моим отъездом Деклан и Эйслинг обвенчались в местной церкви. На ней было белое платье с юбкой до пола и с рюшами, а на голове венок из роз. Если бы меня спросили, что такое счастье, я бы рассказала про Деклана и Эйслинг; это поистине счастье — стоять, как они, на паперти церкви, взявшись за руки. В тот же вечер я села в автобус и уехала в Эдинбург искать свое счастье.

12

Дверь в подъезд скрипит и громко захлопывается. В коридоре слышатся шаги. Стихают у двери, недолгая пауза, — наверное, она заметила мои туфли, — я успеваю сделать глубокий вдох и приготовиться. Заходит Эмили. Наши взгляды встречаются. Она нисколько не смущена. Закрывает за собой дверь и улыбается.

— Здравствуйте, Оливия, — говорит девушка.

Она снимает через голову холщовую сумку и аккуратно ставит рядом с обувью.

— Спасибо, что пришли.

Молчу, жду, что будет дальше. Посторонних людей здесь нет, и я спокойна. Передо мной все та же Эмили Джонс: милая и добрая, стройная и хрупкая, ростом всего около пяти футов. От нее не ждешь никакой угрозы. И лишь приглядевшись как следует, вижу: да, это, пожалуй, Кирсти Стюарт. Очень похожа на родителей: миндалевидные глаза матери, ее же широкий рот, цвет глаз и волосы отцовские.

— Мне очень неловко, — начинает она. — Но, думаю, прикидываться собственной сестрой-двойняшкой нет никакого смысла.

— Пожалуй, — улыбаюсь я. — И как прикажешь теперь тебя называть, Эмили или Кирсти?

— Кирсти, — не задумываясь, отвечает она. — Никак не привыкну к имени Эмили. Не чувствую себя ею. Все равно пробивается Кирсти, понимаете?

— Понимаю, — хмыкаю я. — Еще как понимаю. Ты знаешь меня как Оливию, но в детстве все меня звали Скарлетт, а ирландские родственники до сих пор так зовут.

— Правда? — удивляется Кирсти, берет кресло и ставит его передо мной, совсем близко, всего в трех футах. — А зачем вы поменяли имя?

— С таким именем трудно жить, нужно все время пыжиться, вставать на цыпочки, чтобы оправдать его.

— Да, согласна. — С понимающим видом она кивает, потом садится и расправляет на коленках легкое летнее платье. Оно кремового цвета в бледненький цветочек, подол мокрый, как и моя юбка. Ноги босые, на ногтях радужный педикюр. — Я бы предложила вам чаю, но сами видите, где я живу. Не ровен час, подцепите заразу. — Она поджимает пальцы на ногах, тонущих в овечьей шерсти коврика. — Простите, что не застали меня. Я опоздала на автобус.

— Ничего… — Я откашливаюсь. — Я пыталась позвонить, но у тебя телефон был отключен.

— Да?

— Значит, твои приемные родители живут в Мюррейфилде?

— Не поняла.

— В больнице, когда я заказывала такси, ты сказала, что тебе надо в Мюррейфилд.

— Серьезно? — Она пожимает плечами. — В Мюррейфилде у меня никого нет. А приемные родители жили в Лассуэйде, но недавно переехали в Инвернесс. Я с ними больше не вижусь.

— Правда? — вздрагиваю я. — Значит, поэтому ты взяла фамилию Джонс?

— Нет. Я… — Она умолкает, поджав губы. — Вы все рассказали полицейским.

— Инспектор О’Рейли говорил, что беседовал с тобой.