Не время для славы

Мао несколько удивился такой интерпретации событий. По его данным, это не Антуанетта бросила Водрова, а ровно наоборот. И в то же время как-то чувствовалось, что Антуанетта должна быть права. Только сумасшедший бросит такую бабу.

– И почему вы его бросили?

Антуанетта презрительно засмеялась. Огромный розовый кристалл, – явно синтетический, но зато оправленный в настоящее золото, – запрыгал между двух безупречных, полуобнаженных грудей, и розовый свет кристалла заиграл на коже цвета слоновой кости.

– Так он импотент, – сказала Антуанетта, – а когда мужик импотент, у него от этого крыша едет. Он чего только не перепробовал. Знахарей, амулеты…

Антуанетта доверительно наклонилась к подполковнику, и розовый кристалл повис над бокалом с бордовым вином.

– А уж когда я ушла…

Антуанетта хихикнула.

– Неделю назад встретил меня на вечеринке. Схватил и трусики стал рвать. Сорвал, начал драть волосок. Вот отсюда выдрал, – и Антуанетта показала на теле, где Кирилл рвал волосок. – Мне вчера сказали, он этот волосок в амулет зашил и всем хвастается.

– Амулет? Какой амулет? – уточнил Мао, – ну… христианский, мусульманский?

Черные глаза на мгновение сверкнули.

– А кто его знает, – сказала Антуанетта, – он же совсем в этих горах свихнулся. Вы его телефон видели? Там в телефоне даже компас есть, чтобы знать, в какой стороне Мекка. Говорит, ему этот телефон друзья подарили.

– Вас это не смущало? Ислам, амулеты, горы?

– Конечно смущало, – сказала Антуанетта, – а что я его бросила? Он меня в паранджу хотел завернуть. Как вы меня представляете в парандже?

Мао Антуанетты в парандже не представлял никак. Откровенно говоря, в данный момент он представлял ее себе даже без трусиков.

– А он вам когда-нибудь говорил о своих и Кемирова планах? – вкрадчиво спросил Христофор, очень осторожно и очень обще формулируя вопрос.

– Да только и трындел! «Наше предприятие», «наше предприятие», наше будущее, «наши планы»! Мы сделаем республику частью глобальной экономики!

Женщина вдруг перегнулась через стол. Белые ее груди чуть не вывалились на тарелку со спаржей, черные немигающие глаза оказались в десяти сантиметрах от лица Мао. У Мао захватило дух. Казалось, опусти он подбородок – и он сможет облизать эти белые полушария, сладкие и прохладные, как два огромных шарика мороженого.

– Черт их побери с ихними планами. Что вы там говорили насчет свадьбы? – хрипло спросила Антуанетта. На лице ее была написана такая откровенная злоба, что даже Мао содрогнулся.

– А вы знаете фамилию Дианы?

Антуанетта нахмурилась. Фамилию Дианы ей, точно, никто не называл. Какое ей было дело до фамилии этой сучки?

Мао назвал фамилию, и Антуанетта широко распахнула глаза.

– Родственница? – спросила она.

– Дочь, – ответил Мао.

Он не стал уточнять, что Диана все-таки, строго говоря, была не дочь, а племянница, ну и что, что двоюродная: все равно с точки зрения зверьков разницы не было.

– Мы обязаны понять, зачем эта свадьба, кому она нужна, – сказал Мао, – какие цели она преследует. Отработать тех людей, которые ее организовали.

Антуанетта заулыбалась. Мао видел такую улыбку на лицах людей, подпиливавших чужие зубы. «Ты зря обидел эту телку, Кирилл Владимирович», – подумал Мао.

Но тут на пороге зала показался сын известного чиновника. При виде Антуанетты он подобрался, как кот, и засеменил к столу. Антуанетта оглянулась и встала. На фоне расшитых золотом гобеленов ее фигурка казалась вырезанной из черного оникса. Перекошенное злобой лицо Антуанетты изменилось мгновенно, как изменяется телеэкран, когда вы переключили канал. Она обвила вокруг мужчины руки и чмокнула его в ушко.

Мао понял, что для нее он не существует. Для нее вообще не существует никто, кто не стоит хотя бы ста миллионов долларов, и уж тем более – подполковник ФСБ, который не состоит пока председателем совета директоров, сенатором или министром.

– Чао, – сказала Антуанетта, помахала узкими длинными пальцами и растаяла, как греза. Черно-белый официант уже нес счет.

Когда Мао вернулся домой, его кошелек был легче на тысячу баксов. Семьсот он оставил в клубе, а триста пришлось истратить на проститутку, иначе Христофор бы не смог успокоиться.

– Эта сучка на всех вешает ценники, – сказал себе подполковник. – Когда я буду стоить полтора миллиарда кубов газа в год, я куплю ее и отымею так, как захочу. Или нет, – я не куплю ее. Я пообещаю ей деньги и кину ее, потому что она сучка.

А потом он сел к столу в своей скромной квартире, под окнами которой сверкал новенький «порше-кайенн», и вдруг последние слова Антуанетты молнией сверкнули у него в голове.

«Мы сделаем республику частью глобальной экономики». Как это, скажи на милость, без того, чтобы вырвать республику из расчленненной России?! Что такое «наше предприятие»? Газ? Какой газ, это восстание! Этот человек был настолько самоуверен, что во всем признавался своей телке, и он, Христофор Мао, был обязан это восстание предотвратить! Он обязан был спасти Россию!

* * *