Этот приказ объяснялся якобы предполагаемыми попытками финнов и немцев высадиться в данном районе. Однако и Краснову и его штабу было ясно: это не что иное, как боязнь Третьего конного корпуса. Было решено ослабить его боевые качества, дабы корпус не мог пойти на Петроград.
Получив приказ, Краснов с помощью комиссаров и комитетов выполнил его. Дивизии корпуса заняли предписанные им районы.
Затем Краснов выехал в Петроград к главнокомандующему Петроградским военным округом, находившемуся в Царском Селе.
В прежние годы в округе царила торжественная обстановка, стояли строгие часовые, важный швейцар сидел в гардеробе. Теперь же Краснов в который раз убедился: нет армии, нет дисциплины.
У подъезда вместо часовых топтались два юнкера, одетых в мешковатые шинели с погонами Павловского училища. Нестриженные, растрёпанные, они о чём-то разговаривали между собой.
Прежний швейцар встретил Краснова, однако теперь он был какой-то растерянный. Швейцар сидел у Вешалки рядом с грудой шинелей и пальто. Узнав Краснова, махнул безнадёжно. По грязным лестницам «ковали солдаты, группы гражданских, на дверях многих кабинетов виднелись надписи от руки «Политический комиссар».
На Краснова смотрели с удивлением. Генерал был одет строго по форме, подтянут, выбрит.
Петра Николаевича встретил генерал Теплов, старый знакомый по лейб-гвардии Измайловскому полку. Он сразу же оговорился:
— Какие указания я вам могу дать? Я калиф на час. Может быть, завтра меня здесь уже не будет. Скажу одно — идёт борьба за власть. С одной стороны — Керенский, который всё-таки хочет добра России и намерен с честью вывести её из тяжёлого положения, с другой — Совет солдатских и рабочих депутатов: большевики во главе с Лениным, который становится всё более популярным... Вы, Пётр Николаевич, вызваны для борьбы с Петроградским гарнизоном, распропагандированным большевиками. Что и как делать, не скажу. Сам не знаю...
Поездка в Петроград убедила Краснова в том, что большевики становятся всё сильнее. Пётр Николаевич направил на имя генерала Алексеева докладную записку, характеризующую обстановку в Третьем конном корпусе. Краснов предложил убрать как малонадёжную Уссурийскую дивизию подальше от Петрограда, влить в корпус гвардейскую и 2-ю Свободную казачью дивизии. Одновременно он предложил 1-й, 4-й и 14-й казачьи полки отправить на Дон, где они окажутся под влиянием казачьих традиций и быстро «перевоспитаются»...
От командующего Петроградским гарнизоном Краснов узнал, что Третий конный корпус планируется отправить в район города Острова, где корпус войдёт в состав 5-й армии и будет в резерве командующего.
И ещё Краснов узнал, что Совет солдатских и рабочих депутатов Петрограда выразил недовольство руководством Третьего конного корпуса и в этом получил поддержку командующего Северным фронтом Черемисова.
Корпус был переброшен в район города Острова и размещён по окрестным деревням. Вскоре поручик Матушевский прибыл к генералу Краснову от имени Совета солдатских и рабочих депутатов. Он заявил, что его задача — примирить офицеров штаба корпуса с солдатами. Для этого он должен побеседовать с личным составом. Однако беседы не получилось. Состоялся митинг, где выступавшие солдаты обвиняли офицеров в измене. Матушевский от имени Совета выступил в защиту офицеров. Конфликт с трудом удалось ликвидировать...
У Матушевского и Краснова за ужином состоялся разговор. Член Совета убеждал генерала в правоте взглядов Ленина и Троцкого...
— За ними не посмеют не пойти, — говорил Матушевский. — Когда будет нужно, Троцкий поставит гильотину на Александровской площади и будет рубить головы всем непокорным... Вы ведь помните уроки Французской революции? На эшафот поднимались представители всех классов. Гильотина рубила головы и контрреволюционерам, и ортодоксам.
Краснов усмехнулся:
— Но я помню и другое. История не прощает бессмысленного кровопролития. Спустя некоторое время палачи сами взошли на эшафот.
Матушевский внимательно посмотрел на Краснова:
— В вашем лице, генерал, большевики будут иметь Серьёзного противника...
Шандыба заканчивал последние процедуры. Голова заживала, рана постепенно затягивалась. Молодой организм побеждал болезнь. Но в последнее время Иван постоянно спрашивал себя — а не окажется ли он дома в тягость родителям?
Шандыба прогонял эту мучительную мысль. Нет, Когда он доберётся домой, то окончательно выздоровеет. Непременно станет пахать землю, убирать хлеб, косить траву...
Ночами Иван пробовал пальцами затянувшуюся рану и успокаивал себя словами матери, которая часто говорила: ничего, до свадьбы заживёт...
Шандыба понимал, что в семье Савостиных он лишний рот. Хотя ни Савелий Антипыч, ни Матвей ему о том ни разу и словом не обмолвились.
Доходили слухи, что на Питер движутся казачьи части, что вот-вот ворвутся «дикая» дивизия и дивизия генерала Крымова. Что между Керенским и Корниловым идёт борьба за власть. Потом пошли разговоры, что Керенский одолел Корнилова, что командующий Третьим конным корпусом генерал Крымов застрелился, а корпус принял генерал Краснов.