– Когда я вернула Лив после ее выписки домой в Клапем, мы написали большими буквами на стене напротив кровати, чтобы она прочитала журнал. Предполагалось, что надпись будет первым, что она увидит, проснувшись. Я хотела, чтобы она начинала свой день с чтения журнала, чтобы она была осведомлена о своей болезни и не нервничала оттого, что не знает, где находится или как она сюда попала. Ее журнал восполняет всю недостающую в памяти информацию, чтобы она могла жить более или менее нормально.
– Какого рода информацию она записывает в журнал?
– Всю. Журнал – это замена памяти, – сказала Марша. – Она записывает, что происходит каждый день, чтобы, проснувшись, она смогла прочитать записи и начать жить с того момента, на котором закончила. Журнал содержит детальное объяснение ее заболевания. Там указан ее адрес и контактная информация ее врача, а также основная информация, которую мы воспринимаем как что-то само собой разумеющееся. Банковские счета. Контактная информация ее арендодателя. Всевозможные бытовые вещи, которые просто необходимы для нормальной жизни.
– То есть справедливо сказать, что журнал – это описание ее жизни? – спросила Хэллидей.
– Вполне справедливо, – ответила соцработница. – Боюсь подумать, что случилось бы, если бы Лив его потеряла.
Глава тридцать вторая
На счете за электричество, лежащем у входной двери, возможно, и написано мое имя, но я никак не могу здесь жить – думаю я, открывая дверь с громким лязгом ключей и заходя в мрачную квартиру.
Пожелтевшие шторы на окнах отбрасывают сумрак горчичного цвета. В квартире стоит сильно изношенный коричневый диван, обитый искусственной кожей, и загроможденный журнальный столик. В лучах света видно, как в воздухе витают пылинки.
Это место очень сильно отличается от моей милой двухкомнатной квартиры в Бруклине. Из окна моей спальни открывается вид на соседский цветочный лоток, ярко украшенный и каждые весну и лето изливающийся через край цветением – он совсем не похож не эти отвратительные мусорные контейнеры в переулке, мерзкая картина в решетчатых окнах, которые находятся под самым потолком – таким низким, что невольно развивается клаустрофобия.
Пыль удушает легкие, уже горящие от ядовитого запаха свежей краски, который заполняет это место. Сопровождавший меня сюда курьер сказал, что у меня проблемы с памятью и что я не всегда помню, что эта квартира – мой дом. Он ошибается. Никогда бы я не жила в такой помойке.
Я вслепую тянусь к ручке входной двери, чтобы выйти, и сталкиваюсь лицом к лицу с черно-белой фотографией, приклеенной к ее внутренней стороне.
Что здесь делает фотография Марко?
На двери приклеены и другие фотографии. Фото Эми в купальнике и поднятых на лоб солнечных очках. Эта фотография была сделана на девичнике в Канкуне, когда Эми очаровала менеджера, чтобы нас переселили в роскошный домик у моря. Еще одна групповая фотография – фото с рождественского корпоратива в «Культуре», когда я только начала работать в редакции. Я обвела лицо штатного фотографа, Джорджа, стоящего среди остальных. На двери также висит сделанное официантом фото, на котором все поднимают бокалы в честь дня рождения Эми в кафе «Лиссабон».
Неожиданный механический шум заставляет меня вздрогнуть. Я поворачиваюсь, чтобы посмотреть на его источник. Это мотор громоздкого холодильника. Я иду через маленькую гостиную в узкую компактную кухоньку, которую надо было бы обновить еще три десятилетия назад.
Окно пропускает тусклый свет с заднего двора. Под ним валяется переполненный мешок для мусора, над которым летают крошечные мушки. Часть мусора выпала на пол. Среди него блестят упаковки таблеток с названиями вроде «НоуДоз» и «Алерт». В мешке лежат кучи пустых банок из-под кофеиновых напитков.
Цветные магниты в форме букв расположены на мятой белой двери холодильника. Такие буквы используют дошколята, чтобы тренироваться в правописании.
Магниты образуют цветастые слова и фразы. «НЕ ЗАСЫПАЙ», – говорится на дверце морозилки. Я смотрю на тыльные стороны ладоней. Под каждой костяшкой буквы складываются в то же самое: «Н-Е З-А-С-Ы-П-А-Й». Под одним из магнитов прикреплен талончик к врачу на мое имя, на котором указаны дата и время. Я кладу талончик в карман.
От обнаружения еще одной связи между мной и этой конурой у меня кружится голова. Я открываю холодильник. Каждая полка заставлена напитками с кофеином и отдельными бутылками купленного в магазине кофе. Очень крепкого.
Раковина заполнена кучей черного пепла. Это все, что осталось от сожженной бумаги. В пепле лежат желтые кусочки обугленных самоклеящихся листков. Сильно опаленная книга. На обгоревших остатках синей обложки выбито слово «Журнал». Когда я прикасаюсь к сожженным страницам, те превращаются в прах. Все, что было написано в этой книге, уничтожено.