Не здесь и не сейчас

— А как насчёт твоей любимой музыки?

— Больше всего я люблю «Queen». Пожалуй, «Queen» я люблю больше всего в жизни.

Услышав про «Queen», Макс с криком «wait a moment!» сорвался в прихожую, радуясь недавно появившейся привычке выходя из квартиры на полчаса брать с собой все главные вещи, и извлёк из спортивного рюкзака магнитофон. Макс убегал из райцентра налегке, поэтому взял с собой в новую жизнь только одну кассету — с купленным когда-то по совету знакомого меломана квиновским «Innuendo»[16]. С тех пор альбом он слушал раза два, и оба, признаться, без особого удовольствия. Зато сейчас он готов был молиться на эту кассету.

— Вот, пожалуйста, — сказал Максим, положив кассету на стол. — «Queen». «Innuendo»[17].

— Спасибо, — улыбнулась Станислава и направилась в комнату, попросив: — Пожалуйста, подожди здесь. Я давно собиралась переодеться.

Она вернулась через минуту. Услышав её шаги, Макс нажал «play», и Станислава вошла на кухню под торжественно-тревожную барабанную дробь, сопровождаемую медленным отсчётом Фредди — «One, two, three, four…». Она переоделась в лосины и тонкий свободный свитер, про который Макс сразу догадался, что он на голое тело, а ещё в эту секунду он понял, что «Innuendo», с которой начинается альбом — фантастическая песня.

— Is this innuendo?[18] — пошутил он, имея в виду замену уличного джинсового костюма на куда более волнующую домашнюю одежду, и не замечая каламбура, возникающего из-за названия заглавной песни альбома.

— Yes, you’re absolutely right. It’s «Innuendo»[19], — с подчёркнутой серьёзностью ответила Станислава, улыбаясь одними глазами.

Позже Макс не мог вспомнить, как они оказались рядом, и как он решился её поцеловать. Просто он вдруг увидел её лицо так близко, что ещё до поцелуя почувствовал обволакивающую мягкость её губ и дразнящую упругость быстро жалящего языка.

Когда они перестали целоваться, семиминутная «Innuendo» уже сменилась второй вещью, «I’m going slightly mad»[20], которая, как разобрал Макс, была про то, что это наконец-то случилось: Фредди сходит с ума, а одна тысяча и один жёлтый нарцисс начинают танцевать перед ним.

— I’m going slightly mad. It finally happened. Happened[21], — повторила Станислава вслед за Фредди, и неожиданно перешла на русский: — Смешно, что слова так подходят. Но это правда.

Через десять минут нацеловавшийся до одури Макс летел вниз по ступенькам, с восторгом выкрикивая про себя слова четвёртой песни: «I can’t live with you. But I can’t live without you!»[22], делая упор на второй фразе, которая (как, впрочем, и всё остальное этим очень ранним утром) была про Станиславу. До начала отгрузки оставалось не больше часа, за который ему предстояло пробежать через весь город. Он добежал вовремя и, отлично разогретый, закидал двести ящиков в таком сумасшедшем темпе, что даже успевал приплясывать от нетерпения у, как ему казалось, еле-еле ползущего транспортёра.

8

В райцентре один из трёх частников отказался принимать товар, явно пытаясь сбить цену, но Максим, которому сегодня не просто везло, а, как тогда говорили, пёрло, быстро пристроил отказную партию в другом месте. Правда, дальше везение чуть не закончилось — на обратном пути водитель пробил два колеса, и в столицу области они вернулись за полночь. Марат предложил заночевать у него. Макс уже начал прикидывать, что лучше: до утра маяться бессонницей, думая о Станиславе, или отправиться пешком к медикам на окраину, чтобы за полтора часа пути окончательно вымотаться и уснуть поближе к ней, как вдруг водитель обмолвился, что едет ночевать к семье, вывезенной на лето в деревню, а путь к деревне лежит через ту самую окраину, где стоит общежитие медиков («и ещё — Ленин дом», — напомнил ликующему Максу вредный внутренний голос).

По дороге этот голос прорезался снова, чтобы сказать: «прежде чем лететь на девятый этаж, ты, как честный человек, должен посмотреть, есть ли свет в окне у твоих медиков на втором, а ещё лучше взглянуть на окна Лены, чтоб попытаться понять, не вернулись ли на дачу родители». Но для обоих названных действий требовалось дойти до общежития и обогнуть его, а окна Станиславы было видно с трассы. Когда до поворота, после которого открывался этот лучший в мире вид, оставалось несколько секунд, Макс уже не мог думать о правильных и неправильных поступках — он представлял, как машина сейчас повернёт, и он узнает, что Станислава ещё не спит.

Она действительно не спала. Это выяснилось, когда он влетел на девятый едва ли не быстрее, чем утром спустился на первый. Сердце колотилось где-то в районе горла, пока он деликатно стучал в дверь, хрипло и восторженно выдыхая финал четвёртой песни, где варианты «не могу жить с тобой» и «не могу жить без тебя» больше не чередовались:

«I can’tLive without you,

I can’tlive without you,I can’tlive without you,baby, baby, baby…»