— Ты не понял. Я не сказал, что обязательно кинут. Я сказал, что деньги сами по себе проблему не решают. Людям неприятно помнить, что они тебе чем-то обязаны. Если они будут помнить об этом, им придётся помнить ещё и том, что они взяточники. А помнить об этом людям не нравится. Людям нравится чувствовать себя честными, хорошими и добрыми. Поэтому они должны захотеть тебе помочь по другой причине, не из-за денег. Так что подумай ещё раз: почему они должны захотеть тебе помогать?
— Потому что они — добрые и хорошие? — осторожно предположил Макс.
— Уже лучше, — похвалил его доктор. — Но почему именно ты должен вызвать у них симпатию? Чем ты от других отличаешься? Перед ними сотни призывников проходят, и в армию-то мало кто хочет. Думай быстрее, ответ тебе уже завтра понадобится.
Макс чувствовал, что ответ где-то рядом. Ведь совсем недавно было нечто похожее — кто-то кого-то убеждал, что Максу обязательно надо дать шанс выбраться из той паршивой ситуации, в которую он угодил. Только вот почему ему надо дать шанс и кого требовалось в этом убедить?
— Вспомнил! — вдруг завопил он. — У нас в районе можно было выучить только физику с математикой, а я по природе как бы гуманитарий, хотел языком заниматься, но не с кем было, не было учителей нормальных, короче, пришлось идти в политех, там мучился два года, дальше терпеть не смог, совсем не моё потому что. Бросил политех ради того, чтоб в универ поступить, как ещё в школе мечтал. А меня теперь за это в армию.
— Поступил? — спросил врач.
— Да.
— Это правда? Документы есть?
— Конечно, я сейчас на филфаке учусь, на дневном. Студенческий, читательский, зачётка — всё здесь, при мне.
— Хорошо, это потянет. Я перед заседанием людям из комиссии в общих чертах твою ситуацию опишу, а ты, если спросят, подробностей добавишь.
«Ни хрена себе, — думал Макс, успевший за несколько минут диалога с доктором испытать огромный диапазон эмоций, от отчаяния до эйфории, — а если б я летом на РГФ поступать поленился или с переводом на филфак упираться не стал? Вот ведь как оно пригодилось, ну надо же. В жизни бы не подумал».
Из больницы Макс вышел свободным и нищим. В карманах не было ни рубля, жильё отсутствовало, работы с гарантированным доходом не предвиделось, впереди маячила перспектива возвращения в родной город, однако ничто из перечисленного его больше не угнетало. Теперь он точно знал, что дела обязательно наладятся, если он сильно этого захочет и если ему немножечко повезёт. «А в звезду свою я верю», — вертелись в голове слова, якобы произнесённые Буниным незадолго до присуждения ему Нобелевской премии. С таким настроением Макс прямо из больницы отправился к Марату за работой, которой, по словам последнего, сейчас было полно.
Снятая Маратом квартира напоминала закрытый месяц назад «Кенгуру». Макс с порога уловил тот же дух никогда не кончающегося праздника и узрел манящее сияние блестящих финансовых перспектив. Это радостное предчувствие какой-то новой жизни не покидало Макса ни во время весёлых многолюдных застолий, ни в вечера, когда они ужинали вдвоём с Маратом, запивая еду чаем или кофе. Ему нравилось всё, кроме отсутствия какой-то конкретной, осязаемой работы. Через неделю он спросил у Марата, когда же, наконец, будет первое задание, но тот отмахнулся с такой обезоруживающей беспечностью, что продолжать разговор Макс постеснялся. «Не пойму, с чего тебе париться? — ответил Марат, — Живёшь у меня, кормить я тебя кормлю. Ты пока отдохни, осмотрись, с новыми людьми поближе познакомься. А работа скоро будет».
Работа и впрямь появилась неожиданно. Как-то под занавес кипящей третий день вечеринки, Марат, пребывающий в отличном расположении духа, спросил:
— Макс, а ты в курсе, что предложение неожиданных путешествий есть урок танцев, преподанных богом? — и после того, как Макс с энергичной готовностью выпалил «нет, не в курсе», продолжил: — Это из Воннегута, поинтересуйся, кстати, на досуге, отличный писатель. А сейчас одевайся, поедешь в Питер.
В Питер следовало сопроводить две фуры с тем самым сливочным маслом, в закупке которого Макс месяц назад принимал активное участие. По прибытии в пункт назначения Максу следовало проследить за выгрузкой и получить от заказчика «закрывающие» документы. Затем он должен был явиться на окраину в общагу какого-то института, чтоб поучаствовать в погрузке партии польского трикотажа, купленной Маратом у местного студенческого профкома, и вернуться с этой партией в свой областной центр.