Не жалею, не зову, не плачу...

писателем будешь, в очках, сутулый и на пиджаке перхоть». Я фыркнул, с какой стати

писателем? – «Пришла я в первый день, смотрю – стенгазета, стихи и подпись «Ваня

Щеголихин». Почему, кстати, Ваня, а не Иван?» Действительно, почему? Пока носом не

ткнут, сам не догадаешься. С Ваней – всё, отныне только Иван. «Писателем я не буду,

это твёрдо, буду лётчиком». – «Я уверена, ты достигнешь больших успехов».

У неё была ручка с золотым пером фирмы «Паркер», отец подарил, он принимал

американскую помощь по лендлизу – «студебеккеры», яичный порошок, тушонку. А по

другой версии, для нас более интересной, подарил жених, молодой полковник. Отсюда

и кличка – Сонька Золотая ручка.

«Общение с пионерами тебе не повредит, ты по натуре замкнутый, надо научиться

владеть собой. Важно начать самовоспитание, преодолеть в себе барьер

психологический. Ты будешь офицером, но пока ведёшь себя, действительно, как поэт,

предпочитаешь одиночество». Молодчина, когда успела заметить? Впрочем, учителя

изучают психологию, педагогику, умеют наблюдать и делать выводы, чтобы правильно

воспитывать каждого ученика. – «У тебя есть, чем увлечь детей, поверь мне, Иван. Ты

всё умеешь, ты мигом создашь кружок самодеятельности, и вы будете творить чудеса.

Ты можешь быть выдающимся организатором под настроение, я же знаю». Да, я упрям

в достижении цели, но – своей цели, а не навязанной со стороны, здесь я люто

открещиваюсь. Всё лето пройдёт в возне с пионерами, я там испсихуюсь весь. А она

меня ведёт. За руку. Пришли в райком, прямо к секретарю – молодая, примерно как

наша Софья, и чем-то на неё похожа, в белой блузке, коротко стрижена и тоже довольно

симпатичная. Подала мне руку: – «Новожилова» – «Он в курсе, – сказала Софья

Львовна, – но упирается». – «Как это упирается? – Новожилова вскинула брови. – Да ты

в своём уме, Щеголихин? На твоё место просится человек сорок. Мы тебе оказываем

большое доверие. Перед нами поставлена задача образцово организовать отдых детей.

На летнюю оздоровительную кампанию отпускается в этом году более пяти миллионов

рублей. Пионерский лагерь военного завода будет самый большой, на шестьсот детей».

С ум-ма сойти! Я думал, как в школьном классе, человек 30-40, а тут шестьсот

оглоедов! Как я справлюсь с такой ордой?! Новожилова взяла со стола бумагу. «Тебе,

Щеголихин, оказано большое доверие, и ты нас не подведёшь. Из восьмой школы всего

только ты один, трое из семнадцатой и двое из тринадцатой. Тебя и в горкоме знают,

тебя даже военный комендант знает. Восьмая по строевой подготовке держит первое

место, мы тобой гордимся».

«А кого вы наметили из тринадцатой школы?» – спросила Золотая Ручка и глянула

на меня лукаво. – «Лилю Власову и Машу Чиркову».

Что тут можно сказать? Ни один мускул не дрогнул на его лице. Правда, слегка

перешибло дыхание. Они приходили к нашей Софье как раз по этому делу, когда я стоял

на посту. Всё меняется. Не страшны мне шестьсот пионеров, пусть их будет шестьсот

тысяч. Милая Софья Львовна, я стою перед вами на коленях до сих пор.

15

5-го июня мы окончили девятый класс, а 6-го десант союзников высадился в

Нормандии – открылся второй фронт. В тот же день мы с Лилей оказались в пионерском

лагере военного завода, в селении Чон-Арык, в предгорьях Ала-Тоо. Жара стояла

неимоверная, по слухам, до 60-ти градусов, лопалась кожа на ногах от зноя и сухости.

День от подъёма до отбоя был расписан буквально по минутам. Если в каком-то отряде

детям выпадало чуточку свободного времени, вожатой сразу выговор за

неорганизованность. Всюду строем в шеренгу по два – и купаться, и в столовую, и на

сбор курая для костра, и на линейку утреннюю и вечернюю. Мне пришлось

командовать при общем построении на линейку, играть на баяне марш при подъёме

флага утром и гимн при спуске флага вечером, рисовать стенгазету, готовить

самодеятельность, разгружать продукты для пищеблока, чистить картошку с

дежурными по кухне, принимать новый поток пионеров и отправлять по домам старый,

ну и, конечно, проводить военную игру «Битва жёлтых с зелёными». Весь лагерь

делился на два отряда, медсестра красила один бинт зелёнкой, другой акрихином,

резала на ленточки, и каждый делал себе повязку на рукав. Самодеятельность готовили,

как в школе, танцы, песни: «Огонёк», «Землянка», «Офицерский вальс». Детям

нравились именно взрослые песни, а пионерские шли вторым номером.

От зари до зари все мы вертелись как белки в колесе. После отбоя ещё заседал

штаб вожатых: что сделано, что не сделано, разбор недостатков и планы на завтра. В

двенадцать ночи все уже спали, только мы с Лилей сидели на склоне горы над лагерем.

Двое из шестисот. Смотрели на слабые огни города в далёкой низине. Мечтали. Ждали

падающую звезду – загадать желание. Моё было связано со словом падение. Мне было

уже семнадцать лет, я давно знал, мы с Лилей уже созрели для того самого. Она тоже

знала, но вела себя так, будто и не желала знать. Мы отваживались говорить