Не жизнь, а сказка

— Да вы так не волнуйтесь, мы приедем. У нас проституточки очень чистые. У вас какой вес?

— У нас килограммов тридцать. А какие у вас породы? — интересуюсь.

— Ой, ну оно вам надо этим озабачиваться? У вас хаски, да? Ну так у нас есть колли, очень хорошая проституточка. Ему подойдёт.

— Хорошо. А сколько за выезд?

Оказалось, кстати, недёшево. Долларов пятьдесят, наверное, в пересчёте.

В воскресенье на «Жигулях» приезжают две женщины, крепких форм с жёсткими коваными лицами. Собака у них в машине, но они её не выпускают, дескать, давайте, заводим их в дом.

— Ну что вы!!!! Рэй в доме не может, никак. Он привык завоёвывать женщин на свободе.

— Слушайте, — тётки хором, — у нас тут на вашу романтику времени нет. Ещё заказов полный день!

Уговорила тёток на участок. Из машины выскакивает их жизнерадостная девочка-колли, а тётки её держат на коротком поводке. Рэй удивлённо смотрит на тёток.

— А чёй-то он у вас такой нерешительный???

Рэй — на меня, потом на девочку-колли, потом на тёток, потом опять на колли. Вижу, у него шок. Он же привык к увлекательным приключениям, к отношениям, так сказать. И не двигается.

— Чёй-то он у вас какой-то вялый? — настаивают тётки.

— Ну если Рэй вялый, то я — Майя Плисецкая. Он совсем не вялый. Он просто так не может, на поводках. Давайте отпустим вашу собачку.

— Щас они тут будут развлекаться по вашим угодьям, а нам тут часами ждать?!

Ни в какую тётки не соглашаются: у них бизнес, вызовы.

— Понимаете, иначе ничего не произойдёт, — говорю. — Хаски — про свободу, без неё никуда.

Соблазняю их чаем, хачапури, которые только что напекла. Всё что угодно, только давайте выпустим собак оттянуться на свободе. Вешаю тёткам лапшу: участок большой, заборы прекрасные, ничего не случится, и Рэй её никуда не отпустит, потому что видно, что она ему нравится. Вешаю, вешаю, а у них клиенты ждут, а у нас романтика, жажда свободы и любви.

Искусная риторика и запах свежих хачапури сделали своё дело. Колли спустили с поводка. И тут началось.

Они понеслись друг за другом. Рэй был заметно озадачен, потому что до этого в его жизни были только побеги к чужакам. А куда и зачем бежать? Туда, где бездомные собаки, за забор, на чужой участок в культурном дачном посёлке не забежишь. И судя по травмам, с которыми он возвращался со своих эскапад, парень бился всерьёз. Мы его потом зашивали, бинтовали, мазали вонючей мазью, которая сращивает шкуру с тканями, и приводили в божий вид. А тут — никаких тебе препятствий. И у него в глазах было стойкое недоумение.

Разумеется, страсть победила и всё у них произошло, причём по полной программе. Кстати, вся эта беготня и знакомые нам движения сзади — ерунда. А вот когда собаки входят в замок, это и есть самый главный момент — момент абсолютной обездвиженности и экстаза. У обоих — почти стеклянные глаза, и они несколько минут находятся в состоянии полного транса. Я этого никогда прежде не видела, потому что никогда не выписывала собаку-проституточку.

Всё закончилось счастливо. Колли уехала. Рэй, «усталый, но довольный», пошатываясь, лёг на поляну под лилии и пролежал на ней до самого вечера. На морде у него была написана абсолютная благость.

Ведь после всех его прежних загулов я его находила и истерично чехвостила, а у него оставалось чувство вины. Завершением любого побега были скандал и крик: «Я тебя восемь часов ищу! где тебя носит! я вся извелась, я боюсь за тебя, у меня нервы сейчас лопнут!» И он всегда должен был лебезить, смущаться и извиняться.

А здесь первый раз в жизни — такая вот гармония. И сама не кричит, и я доволен. Вот оно счастье.

Шмоточки — девочки

Коко Шанель причитала, что, если б на свете не осталось мужчин, женщины ходили бы голые. Её соперница по жизни Эльза Скьяпарелли уверяла, что женщины одеваются, чтобы раздражать других женщин. Мужчин в этой ситуации вообще страшно слушать: их, Ивановых, не разберёшь. Ну и как водится, поделюсь своим бесценным.

Выхожу я замуж и в свои восемнадцать советуюсь с мамой, конечно.

— Иди в длинном бело-голубом из парчи, — советует мама.

— Мам, хочу в бело-розовом на пуговках, обтянутых шёлком, и со шлейфом.

Чисто Гоголь: «Фи, маменька, голубое! Мне совсем не нравится…» Но всё равно пошла в голубом, потому что только мама могла сорок пять минут разглаживать утюгом мои вьющиеся волосы. По вопросу одежды это был последний в жизни компромисс. Смотрю на старые фото и никакого умиления: ну что за село? Я ещё не знаю примету, что в голубом-то как раз и нельзя. К разводу.

И девочка отправилась во взрослую самостоятельную жизнь. Завертелись хипповые 70-е, и не сшить себе светло-лимонный хлопковый «ансамбль» из короткой юбки с коротким топом на завязке под грудью с обнажённым животом — себя не уважать. Группа «АББА» нервно курила в коридоре. Брюки клёш, которые подметали пыльные московские улицы, были особым шиком. А уж когда мне привезли из-за границы джинсы Levi’s, но не классические, а широкие клешёные, да ещё с двойной строчкой сзади по центру — я стала главной на университетском «сачке», и моему пижонству не было предела.