Небесные (СИ)

Помимо проблем со слухом намечалась еще одна с пропитанием. Захваченной из Барада еды становилось все меньше, поклажа за спиной стремительно худела, пополнить запасы в ближайшее время не представлялось возможным, и Карим с нарастающим беспокойством начал задумываться о том, что в скором времени будет вынужден грызть камни. Оставшийся паек он тщательно разделил на равные части, рассчитывая продлить их на две недели, а там при неблагоприятном исходе можно будет и шептунов сожрать. Подтянувшись к Краю и размахав тучи, Карим увидел вполне приличное поле через восемь-десять дней от себя. На крайний случай там можно пожевать травки и помычать.

Примерно на полпути Карим неожиданно очутился в весьма интересном месте. Широкая - чем ниже спускался Карим, тем большие размахи приобретала местность - равнина, сплошь усыпанная обломками, самый маленький из которых был размером с гончарную мастерскую деда. Осколки гигантских глыб клыками торчали из равнины тут и там, напоминая пасть огромной твари, готовящейся утолить голод. Чуть дальше клыки размягчались, округлялись и формировали плиты, устилая дорогу Карима лабиринтом. Чтобы не терять на обхождении много времени, Карим попробовал проскользнуть поверх плит, но их высота не позволила ему завоевать даже одну. Найти верное направление оказалось нелегко: где-то глыбы выводили обратно к горе, особо безжалостные предлагали шагнуть в бездну, самые милосердные закрывались тупиком, и только один вариант из четырех продвигал вперед. Под конец, Кариму стало мерещиться, что он ходит кругами, минуя одни и те же - в выщербинкой, с ровным расколом, пятнистые, с наслоениями - стены. В гениальной голове всегда рождаются гениальные мысли, поэтому Карим попробовал пустить на разведку "кумушек", но поредевшее войско - половину бабкиных ушей разметало ураганом еще в черпаке - общались на неизвестном Кариму электрическом диалекте.

В головомойке Карим встретил четыре рассвета, и когда, наконец, выбрался на волю, счастью его не было предела, словно он не каменный лес обошел, а уже ступил одной ногой на Большую Землю. На пресловутой полянке он набрался сил, обобрал все листья с кустарников, выковырял коренья, отоспался и продолжил путь.

Холод кусал все жестче и жестче, а стоило Кариму с головой окунуться под волнистую ватную пелену, тропка покрылась морозным одеялом. Дыхание мгновенно превращалось в часть ледяного тумана, только и успевало перед слиянием мазнуть по щеке. Ногами Карим месил снег - настоящий, устойчивый, застывший, - который держался не день и не два, как в Бараде, а наслаждался покоем на горе уже целую вечность. Одни тепляки уже не спасали, Карим обмотался лентами паутины с головы до кончиков отваливающихся пальцев. Выводить и кормить огонь было нечем, и пару дней он двигался, не рискуя останавливаться на ночлег. Лишь когда сугробы намелись повыше да кончились силы, он вырыл под настом ямку, вернул дверцу из ледяной корки на место и провалился в сон.

До сего момента Карим и представить не мог, что холод может быть настолько опасен. Он бился с метелью за каждый сантиметр своего пути, не видя, куда ступает, плевался колючей кашей, дышал кристаллами. Два раза происходило что-то необъяснимое: снег, до того равномерно сыпавшийся с неба, обтекал воздух слева от Карима, вычерчивая какой-то узор. Бороздить остывшие хлопья становилось все трудней, тянуло прилечь и закрыть глаза, и Карим понял, что близок к грани как никогда. Последний кусок сухаря был съеден вчера, на бесполезных травах далеко не уйдешь, бабка ворчливо грохнула миску с дымящейся кашей, и Карим в блаженстве подошел к столу и сел на лавку. В тот же самый миг что-то дернуло его назад, и, перекувыркнувшись через голову несколько раз, он потерял сознание.

Поутру его встретил вязкий сероватый полумрак. Проморгавшись, Карим выяснил две вещи: первая - на затылке у него шишка, вторая - он в пещере. Через брешь в стене он мог видеть и слышать, как мечется снаружи буран: вытягиваясь кольцами, швыряя осколки неба, закидывая внутрь струйки быстро умирающего ветра, распаляясь и бешась из-за бессилия перед изворотливостью горы. Под покровом Гинга было на порядок уютнее и тише, поэтому Карим не спеша разжевал горькие дары кустарников, из-за чего рот обильно наполнился зеленой слюной, и бесшабашно ступил в темноту. Через несколько метров от входа свет полностью рассеивался, поэтому по звуку определив местоположение "кумушки", Карим дал шептуну щелбана, и тот обиженно вспыхнул. Света, хоть и тускловатого, хватило на то, чтобы не споткнуться и не свернуть себе шею.

Где-то за стеной Карим услышал легкое журчание: это его сопровождала Дарительница или одна из ее дочерей. Получив привет из Барада, Карим зашагал веселей.