Небесные верблюжата. Избранное

С ледяных сосулек искорки,и снежинок пыль…а шарманочка играетвеселенькую кадриль. Ах, ее ободочки обтерлись немножко!Соберемся все под елочкой:краток ночи срок;Коломбина, Арлекин и обезьянкапрыгают через шнурок.Высоко блестят звезды,золотой бумагии дерутся два паяца,скрестив шпаги. Арлекин поет песенку:— Далеко, далеко за моремкруглым и голубымрдеют апельсиныпод месяцем золотым. Грецкие орехи

Серебряные висят; совушки-фонарики на ветвях сидят.И танцует кадриль котенокв дырявом чулке,а пушистая обезьянкакачается в гамаке. И глядят синие звезды на счастливые мандарины, и смеются блесткам золотым под бряцанье мандолины.

Лунная

Над крышами месяц пустой бродил,Одиноки казались трубы…Грациозно месяцу дуралейПротягивал губы.Видели как-то месяц в колпаке,И, ах, как мы смеялись!«Бубенцы, бубенцы на дураке!» Время шло, — а минуты остались.

Бубенцы, бубенцы на дураке…Так они заливались!Месяц светил на чердаке.И кошки заволновались. Кто-то бродил без конца, без конца,Танцевал и глядел в окна,А оттуда мигала ему пустота…Ха, ха, ха, — хохотали стекла…Можно на крыше заночевать,Но место есть и на площади! Улыбается вывеске фонарь,И извозчичьей лошади.

«Говорил испуганный человек…»

Говорил испуганный человек:«Я остался один, — я жалок!» Но над крышами таял снег,Кружилися стаи галок.

Раз я сидел один в пустой комнате,шептал мрачно маятник.Был я стянут мрачными мыслями,словно удавленник.Была уродлива комнатачьей-то близкой разлукой,в разладе вещи, и на софекниги с пылью и скукой.Беспощадный свет лампы лысел по стенам,сторожила сомкнутая дверь.Сторожил беспощадный завтрашний день:«Не уйдешь теперь!..»И я вдруг подумал: если перевернуть,вверх ножками стулья и диваны,кувырнуть часы?..Пришло б начало новой поры,Открылись бы страны.Тут же в комнате прятался конецклубка вещей,затертый недобрым вчерашним днем

порядком дней.Тут же рядом в комнате он был!Я вдруг поверил! — что так.И бояться не надо ничего,но искать надо тайный знак.И я принял на веру; не боясьглядел теперьна замкнутый комнаты квадрат…На мертвую дверь. Ветер талое, серое небо рвал,ветер по городу летал;уничтожал тупики, стены.Оставался талый с навозом снегперемены. Трясся на дрожках человек,не боялся измены.

Из книги «Осенний сон» (1912)

«Вот и лег утихший, хороший…»

Памяти моего незабвенного единственного сына В. В. Нотенберга.