Посмотри вот, как стрелки у часов запросто назад от магнита крутятся! Понимаешь? И у времени, видимо, впереди стоит магнит какой-то невидимый, очень мощный, всех вперед который затягивает. И вот, если этот магнит найти или закон найти, по какому магнит этот действует, можно будет переставить его назад времени. Или свой сделать сильнее полюсом прежнего, и пойдет себе время как миленькое в обратную сторону, куда нужно! И не стареть тогда будут люди, бабушка, молодеть! Не умирать будут люди, бабушка, а… рассасываться!
– Федь, а вот эта пружинка откуда, не знаешь ты?
– Знаю, от кукушки.
– А кукушка где?
– А зачем она тебе, бабушка? Все равно она уже не кукует…
Ну так вот!
Если мы, к примеру… (только ты внимательно слушай меня сейчас, бабушка!) от дома с тобой в магазин идем, то всегда обратная есть дорога. По мосту туда-сюда ездят троллейбусы, и автобусы, и машины. Поезда от Москвы до Анапы, бабушка, и назад, Анапа – Москва, идут! Самолеты! Трамваи, бабушка. Ракеты из космоса приземляются! Даже утки, какие выживут, к нам на лето зимовать возвращаются…
А передвигаться во времени, бабушка, тоже можно не как ты, по старинке в валенках или девичьей памятью, но со всеми удобствами, во Времобиле! Подожди. Я сейчас велосипед сюда тебе принесу…
Вот смотри!
Если колесо сюда крутится, и туда точно так же его крути, если только велосипед приподнять и не помешать ему тормозом. Вероятно, все-таки этот тормоз где-то каким-то вредителем установлен. Если есть путь вперед – пойми, бабушка! – то и путь назад тоже есть! Если вход есть, бабушка, то и выход найдется! Прометей показал, как огонь разжечь, человечеству. Данко сердце вырвал из груди свое, чтобы путь вперед осветить. Сусанин французов в лес завел и бросил там волкам на съедение. А я человечеству путь назад укажу!
– К обезьянам, Федь?
– К обезьянам, бабушка!.. Почему это, бабушка, к обезьянам?..
Знаю я теперь, чему жизнь свою посвятить! Знаю, чем послужить человечеству! Все дороги вперед открыты уже. Мне путем проторенным идти незачем. И Владимир Ленин, перед тем как «Аврора» ударила, так сказал: В СВЕТЛЫЙ ПУТЬ!
– Я ведь, бабушка, сама знаешь, и на велосипеде люблю больше все по колдобинам, а не гладко. По извилинам, а не прямо!
Избороздили люди вперед пути, ничего уже тут не поделаешь. Все моря переплыли.
Только ни один человек еще, до меня, пути назад не открыл! А открыть его, бабушка, важнее гораздо, чем путь вперед. Потому что человечеству – как сама ты не видишь этого?! – некуда возвращаться! Бездомное выходит, бабушка, человечество без пути назад…
Даже времени потерять не жалко на такое открытие, тем более что потом можно будет запросто все вернуть!
– Ты бы, Федя, лучше часы собрал и на стенку вернул…
– Это, к сожалению, бабушка, пока невозможно. Я же только начал еще Времобиль придумывать… И вот эти винтики тоже лишние, это, видно, детали от тормоза, ну а я как раз совсем хочу убрать из часов тормоза. Так что на тебе их, возьми и иди спрячь в коробочку, на память об этом дне сохрани.
А создам когда машину времени, позову тебя, бабушка, заодно и проверим, кто из нас с тобой прав окажется… Дарвин, бабушка, или ты?
Из тетради Фединой: о когда я маленьким был
– Занята ты, бабушка?
– Занята.
– А что делаешь? Плачешь?
– Вещи вот, Федь, разбираю твои… думаю, может, отдать кому? Ты-то их почти и не поносил…
– Что ты, бабушка, я ж не умер!
– А дай-ка мне, бабушка, посмотреть эту с ушками шапочку.
– Это не шапочка, Федь, распашоночка…
– Все равно дай! Царь-Зайцу в самый раз, я думаю, будет…
– Умный был я, бабушка, когда маленький был?
– Еще какой, Федь, смышленый!
– А что, бабушка?
– А вот, бывало, в кроватке лежишь, упеленутый, чистый гусенка. И такой, Федь, задумчивый… смотришь в потолок, хмуришься, будто там Львом Толстым написано…
– И что?!
– Пузыри пускаешь…
Или вот была у тебя, Федь, погремушка одна, любимая. Голубенькая такая, в форме зайчика. Возьмешь ее и всю ночь напролет гремишь, гремишь, только под утро, бывало, и угомонишься. И так погремушку эту зажмешь ручкой крепко-накрепко и во сне опять все гремишь, гремишь…
– Это я, наверное, чтобы вы во сне ее не отняли.
– А отнимешь, Федя – ты в крик, и не знаешь уже, что лучше.
Вот однажды, Федя, слышу с кухни: что-то притих. И сразу на сердце так неспокойно… Я к тебе. Господи помилуй, в манеже нет! Ну, туда-сюда, нет нигде. А окно-то, Федя, распахнуто, май на дворе… а стул-то к столу пододвинутый… только ахнула. И в окно, окрестясь…
– И что, бабушка?!
– И там нет…
– И где же оказался я, бабушка?
– А с Пуней, Федь, спал в лукошке.
– А покажи-ка еще раз, какой был я, когда мама с папой мне тебя привезли?
– Вот такой был, Федя, с мизинчик пяточка…
– Все же, бабушка, это не может быть. Сильно, думаю, ты преувеличиваешь в размерах…
Из тетради Фединой: про то, что еще узнать предстоит
– Печально смотрю я, бабушка, на твое поколение…
– Лучше, Федь, в учебник смотри.