Катят по потолку синие волны-тени… Вот бы поплыть… Следы засыпает снег… засыпаю… укачало меня… убаюкало… И высвистывает сквознячком через форточку… засыпай-йю-ю-ю…
Зимний сад. Дворик седенький, снег да снег…
Тише, тише тикают часики за стеной. Уже и просинело в занавесках немножечко. Голубоватый свет в окне, алая полоска над крышами. Небо о землю порезалось… Солнышко встает. Даже жалко немножечко умирать, зато в школу же… не ходи… не ходить…
Папа, мамочка входят в комнату… папа жив, жива мама… Это так и знал, так и знал… А какие они красивые… какие хорошие… Нужно будет не забыть сказать бабушке… Вот же… вот же, живые они… живые…
Хорошо-то как умирать, тепло под одеялом, уютно… Что-то там копошится уже и на кухне бабушка, видно, в храм собирается, записку о мне успеть передать…
Записка! Как забыл я?!
Вот она, записка к
Крестик сверху нарисовала:
Почему тут не по алфавиту у бабушки? До конца той стороны листика вышел список. Я – во главе. Вот что так долго писала она…
А под этой – еще одна записочка, тоже с крестиком.
Это же папа с мамой мои?! Только что тут были они!
Почему нас в разные списки бабушка разделила?! Я к ним хочу…
Только этот список впритык до той стороны, очень тесный, краешком листа обрывается…
Сколько же нас у Бога! Неужели всех знает по имени?
Значит, знает?!
И себя из первой бумажки вычеркиваю. Между папой и мамой вписываю. Еле втиснулся. Не заметит бабушка мои исправления, плохо видит она, старенькая… Пятерки вон от двойки не отличит…
Тоже как-то выходит неправильно. Бабушка в первом списке, я с папой и мамой во втором…
Один у Бога должен быть список!
И отрезаю ножницами по краюшку, о чем записочки эти.
Очень хорошо получается, даже место сверху приписать осталось…
–
–
–