Небо для Баккена (СИ)

Фьерхольм – так звался город, стоявший прежде на Птичьем острове. Много веков назад, во время прихода ледника, он целиком ушел под воду. Все его жители погибли бы, но ведьма Стейнмунн упросила океан дать людям сутки отсрочки. Чтобы спасти себя, сил и времени ведунье уже не хватило. Она так и не узнала, успели ли ее сограждане добраться до материка. Призрак ведьмы до сих пор обитает на Птичьем острове. Мы с Гердой обещали Стейнмунн выяснить все, что удастся, о жителях Фьерхольма. Я роюсь в древних хрониках, а драгоценная моя ведьма пытается спросить у залива. Ведь вода вездесуща, она знает все.

– Где ты был? – моя радость смотрела встревоженно.

Ну что, хронист, сознавайся.

– Герда, я…

– Вот так растишь, растишь брата, а потом он – раз! – и, не поздоровавшись с сестрой, на колени к чужой девице.

В дверях, вольно опираясь рукой о косяк, стояла Хельга. Позади нее в коридоре изнывал Вестри. Сестра поставила ногу так, что пес, как ни старался, не мог проникнуть в комнату.

– Это с каких же пор Герда стала нам посторонней?

Услышать ответ сестры не довелось. Вестри все-таки прорвался, и мне пришлось срочно вставать, дабы не быть придавленным к полу и зализанным насмерть.

– Идемте ужинать, – сказала Хельга. – Гудрун заявила, что ждет еще три минуты, а потом…

Испытать на себе гнев домоправительницы не хотел никто.

Ужин – единственная в течение дня трапеза, за которой мы собираемся вместе. С утра никто, кроме основательного Оле, есть не хочет, да и некогда: вся семья, за исключением Гудрун, дрыхнет до последней минуты. Чуть не на бегу ухватить пару пирожков или блинчиков, кружку барка – вот и весь завтрак. Пообедать всем вместе получается редко – кто когда вернулся из города, того тогда домоправительница и кормит. А ведь есть еще трактир «Три петуха» и булочная Торы Хольм, куда мы в окаянстве своем частенько днем заскакиваем. Посему ужин, особенно в свободный день, когда никому не надо на службу, действо священное. Длительное и торжественное. Но и тут мы умудряемся нарушить ритуал.

– Заходил Магнус Берн, – говорит мне Хельга, стоит Гудрун отправиться в кладовку за чистыми салфетками. – Спрашивал, пойдешь ли ты сегодня в ратушу.

– Ночью?!

Это все из-за книги. Почтенный букинист обнаружил в своей лавке «Гербариум, или Список растений, от ледника в оранжереях сбереженных» – книгу, написанную более ста лет назад, в существование которой он не верил, и, сдержав обещание, отдал ее мне, а я подарил «Гербариум» Герде. И все были бы довольны и рады, но хеск Магнус вдруг осознал, какое сокровище выпустил из рук, и теперь крутится, как фунс вокруг колдуна, подкарауливает меня возле ратуши, умоляет попросить у Герды книгу на время. Полистает пару часов, пристроившись в кресле для посетителей, погладит обложку, вернет со вздохом, а через день все по новой. Просить «Гербариум» у Герды лично букинист не соглашается, так как считает, что своими частыми визитами в оранжерею может юную деву скомпрометировать.

При всем уважении мы Магнуса Берна уже видеть не можем. Герде книги не жалко, но – надоел! Приходил бы днем к нам домой, любовался своим раритетом да с почтенной вдовой Гудрун о жизни рассуждал, так нет, боится нарушить наш семейный покой.

– Да отдайте вы ему, наконец, эту книжку, – щедро посоветовал Оле. – Раз уж она человеку так нужна.

– Герде она тоже нужна.

Моя радость скромно опускает глаза. Она давно вручила бы хеску Магнусу книгу, без которой букинисту жизни нет, но ведь «Гербариум» мой подарок, нехорошо от него отказываться. Это Герда. Она и мышь из кладовки не выгонит, побоявшись обидеть. Но если придется кого-то защищать… Разбегайтесь, враги, да хоронитесь лучше!

– Очумеете вы все трое, – добродушно предрек Оле, – если и дальше будете так с этим «Гербариумом» носиться. Было б еще чего ради.

– Ты еще скажи, что все зло в мире от книг.

– Не от самих книг, а от неправильного их понимания.

– Если я все верно уяснила, – Хельга аккуратно положила нож и вилку рядом с тарелкой, – Герде важно содержимое «Гербариума», а хеску букинисту сама старая книга. Так отдайте ее тому же Магнусу в мастерскую, пусть перепишут. Ларс, подаришь Герде копию, букинист пусть забирает оригинал.

Продолжить разговор не удалось. Вернулась Гудрун, и все с честными лицами уткнулись в свои тарелки. Тем более что действительно вкусно.

ЗАМЕТКИ НА ПОЛЯХ

Целый год, четыре месяца и двадцать пять дней Герда жила счастливо. Можно было бы и точное количество часов назвать, Ларс, дурачась, однажды уже начал загибать пальцы, подсчитывая, но так мелочиться перед судьбой нельзя – сколько ни есть, все мое, за все спасибо. Для себя знала: счастье началось в ту минуту, когда, спасаясь от преследователей, прямо на улице влетела в объятия Ларса и, подняв взгляд, увидела серые глаза в опушке золотистых ресниц и растерянную улыбку. И с тех пор жила в радости каждый день, каждую минуту, даже когда сомневалась, боялась, верила в плохое, даже когда подумать не могла, что будут вместе. Потому что Ларс есть. А еще счастливее потому, что любит.