Небо и земля

— Мало ли что может случиться, — сказал Тентенников, подозрительно поглядывая на задумавшегося Быкова. — В случае чего — напишите. А теперь адью — прощайте! Я и сам дорогу найду.

Они распрощались у часовни. Долго еще смотрели летчики, как шел Тентенников по дороге, размахивая руками и поминутно оглядываясь, словно боясь, что приятели пойдут cледом и снова задержат праздными расспросами.

Без Тентенникова стало скучней. Глеб радовался, что Кузьма хоть развлечется немного, отдохнет, но Быков только головой покачивал в ответ на разговоры об ожидающем приятеля счастье: казалось ему, что разочарованием кончатся веселые тентенниковские дни.

Дня через четыре Васильев поехал в штаб армии и взял с собой Быкова.

— Дело есть, — сказал Васильев, усаживаясь в бричке рядом с Быковым, и сразу задремал: как всегда с похмелья, у него болела голова, и в такую пору он становился неразговорчивым.

Подъезжая к Черновицам, Васильев проснулся, тяжело вздохнул и огорченно сказал:

— Изжога страшная… Хоть бы пососать лимону… и того в этой глуши не достанешь…

У белого нарядного дома, в котором помещался штаб армии, бричка остановилась, и Васильев, поморщившись, сердито сказал:

— Ждите меня в ресторане.

Через час в ресторане он говорил летчику:

— Вы уже знаете, что нужно ехать кому-то принимать самолеты для армии на Щетининский завод в Петрограде. Только что решено: едете вы… Завидую вам. Поедете, увидите, как живут в Петрограде… Я без Питера скучаю дьявольски, право… Сам не могу, к сожалению, покинуть отряд…

Быков плохо понимал, почему Васильев отказался от поездки, да и мало интересовали летчика личные планы поручика. Снова увидеть Петроград, город своей молодой славы, вспомнить, каким он был в летние дни тысяча девятьсот десятого года, — для этого одного стоило поехать! Но ведь есть и квартира еще на тихой, совсем провинциальной улице, в десяти минутах езды от центра. Есть телефоны знакомых. И телефон Лены. И комната, в которой она сидит вечерами, склонившись над газетами.

— Вам уже пора на поезд, — сказал Васильев, посмотрев на часы.

— Как на поезд? Я в отряд должен заехать, проститься с товарищами, собрать вещи.

— О сантиментах и думать нечего, батенька. Не на гулянье едете. Дело доверено вам большое, будете принимать аэропланы для девятой армии. А раз так, то раздумывать нечего. Марш на поезд — и вся недолга.

— Я не понимаю…

— Всего хорошего, — растягивая слова, сказал Васильев. — Имейте в виду, если сегодня не уедете, я с вами валандаться не буду.

«Чудит на прощанье, самодурствует, хоть чем-нибудь хочет насолить, — решил Быков. — Впрочем, не отказываться же из-за его блажи от поездки в Питер». — Он одернул китель, встал из-за стола и, не протягивая руки, попрощался с Васильевым.

Поручик едва кивнул в ответ.

«Не от любви же ты выхлопотал мне командировку, — подумал Быков. — Может быть, отделаться попросту хочешь от меня?»

Николай был дома, и Быков смог с ним повидаться перед отъездом. Николай дал ему адрес работника Петроградского комитета большевиков, который снабдит летчика необходимой литературой и директивным материалом для фронта.

Глава девятая

В Петроград Быков приехал в дождливый серенький день. Наняв на Гончарной извозчика, тотчас же попросил поднять верх пролетки.

Извозчик привез к парикмахеру. Побрившись, Быков прежде всего решил посмотреть, изменился ли Невский за последние годы, и прошел проспект из конца в конец. Сразу бросилось в глаза, что уличная толпа сильно изменилась, стала более суетливой и нервной. На Невском появилось множество людей, внешность которых обличала провинциалов, недавно приехавших в столицу. Это были беженцы. Они подолгу стояли перед витринами больших магазинов, рассматривали клодтовского чугунного коня, которого взнуздывал чугунный юноша на Аничковом мосту, и в глазах беженцев застыла тревога людей, навсегда покинувших родные насиженные места.

Еще в поезде мечтал Быков о встрече с Леной, и как только удалось ему снять номер в гостинице, сразу же позвонил по знакомому телефону. Никто не отозвался. Он решил заехать в лазарет, где, как говорил ему Глеб, проводила Лена целые дни.

В двухэтажном доме на Кирилловской улице в прошлом году был открыт лазарет. Быков долго стоял на улице, надеясь, что выйдет из подъезда какая-нибудь сменившаяся после дежурства сестра милосердия. У неё можно будет узнать, дежурит ли сейчас Лена. Прошло еще полчаса. Никто не выходил из тихого дома. Быков решительно и быстро подошел к подъезду. Швейцар сказал ему, что, точно, Загорская Елена Ивановна сегодня дежурит, и объяснил, как надо пройти к ней.

Быков поднялся по лестнице во второй этаж. В свежепобеленных комнатах было просторно и чисто. Пахло сосной, тянулся из дальних комнат синеватый дымок ладана. Сутулый священник, шаркая по полу слабыми ногами, прошел навстречу. Быков уступил ему дорогу, оглянулся, переждал несколько минут и еще быстрей пошел по анфиладе светлых высоких комнат.

Послышались женские голоса, девушка с черными косящими глазами выбежала навстречу, и следом за нею вышла Лена.

— Елена Ивановна! — крикнул Быков.