Небо на плечах

Отконвоировав и представив китайца Гольдштейну, озадачился — как они будут общаться? К счастью, Хунли неплохо знал французский — и на фига я язык ломал, объясняясь с ним? Так что языковой барьер не стал помехой, и вскоре они уже резво грассировали о своем, забыв обо мне. Лишь бы с пользой!

Пушка отстрелялась ровно в полдень, напоминая о несгибаемости Питера. И вместе со звуком выстрела ко мне в кабинет ворвался Олег с одним из порученцев.

— Ваше превосходительство, на юге собралась толпа, движется к центру!

— Много?

— Навскидку — несколько десятков тысяч, — вместо испуганного рядового ответил Земеля.

— Собирай оставшихся гвардейцев и сам облачайся, — приказал я ему. — К арсеналу их подпускать нельзя!

— В своих стрелять?..

Я сосчитал до десяти, добавляя энергии в свой «шарм». Мой штаб не знал, что их спокойствие и работоспособность во многом зиждились на моей искусственно раздутой ауре. Иначе было нельзя — когда я начинал, на многих лицах читалось уныние и отчаяние. «Шарм» стал моей палочкой-выручалочкой и проклятием. Ведь теперь я не имел права даже на минуту бессилия, одним своим присутствием внушая уверенность и надежду окружающим. Павел Потемкин, мой отец, определенно был не лучшим человеком, но за его невольные уроки я сейчас испытывал к нему самую глубочайшую благодарность.

— Понадобится — будешь!

Пилот, повинуясь моей воле, сухо кивнул. Он был счастливчиком и не знал ту историю, что проходил в школе я-Георгий. Даже просто отчаявшаяся толпа была опасной, а уж вооруженная! Меньше всего я хотел бы пережить то, о чем читал лишь на страницах книг. Тем более что в наших обстоятельствах бунт был обречен на провал — идущий рука об руку с эпидемией, он будет рано или поздно подавлен.

— Какие лозунги у толпы? — обратился я к дрожавшему как осиновый лист посыльному.

— Не знаю, ваше превосходительство.

— Олег, узнай, я в гарнизон!

История, даже несбывшаяся, любит повторения, пусть и гротескные. Батальон кронштадтских моряков с частью гарнизона собрался на брусчатке Московского проспекта. А я с установленного на постамент катера (где ты, мой броневичок?) толкал им речь:

— Наш город как корабль терпит бедствие! Кричит SOS на всех волнах! И все мы прикладываем усилия, чтобы он не потонул! Работаем из последних сил! А кто-то этим пользуется и разжигает вражду! Я не допущу анархии во вверенном мне городе! И для этого мне нужны вы! Отважные и честные моряки и военные, верные присяге! Так встаньте же со мной на его защиту!

На самом деле я мог орать хоть: «Зенит-чемпион!» — слова значения почти не имели. Радиус облака силы растянулся уже на уверенную сотню метров вокруг меня, влияя на настрой собравшихся, внушая им уверенность и решительность. За что я потом буду расплачиваться страшной мигренью, потому что удерживать его было чертовски сложно.

— Мы не будем стрелять в своих!!! — раздался выкрик из толпы черных бушлатов. О, нашелся кто-то устойчивый к «шарму»!

— А я не призываю вас открывать огонь первыми! Более того, тот, кто выстрелит до приказа, будет расстрелян мною лично как смутьян и подстрекатель к бунту! Но я требую, чтобы вы как один встали за моей спиной и были готовы к любому приказу вплоть до самого худшего! Если вы сейчас промешкаетесь, засомневаетесь, эти «свои» сметут последний оплот порядка в столице! И вы, и я знаем, что это от отчаяния, но когда они начнут вешать вас и ваших товарищей на фонарях, принципиальность никому не поможет! Мы все здесь заложники эпидемии, и, пока не найдено лекарство, ни меня, ни вас не выпустят из города точно так же, как и их, и всех остальных, кто сидит сейчас по домам у постелей больных или трудится, обеспечивая жизнь города! Вакцина будет найдена, уже есть первые результаты, так давайте постараемся сохранить наш Питер таким, каким мы его все помним!

Спрыгнул с катера, давая возможность командирам построить личный состав. Особого времени на раскачку не было — нам еще следовало занять намеченные перекрестки.

Успели. Поредевший гарнизон перекрыл северные выходы с Технологической площади до того, как первые ряды митингующих появились в поле зрения.

На площади не было памятников, на которые я мог бы взгромоздиться, но о помосте я позаботился заранее. Броневик, выдернутый из какой-то учебки, не имеющий даже боевых снарядов, послужил мне трибуной. Я ж говорю, что история любит поиздеваться!

Море. Море лиц окружило меня. Десяток моряков вскарабкались следом за мной на броню, но, если бы толпа захотела, они бы не спасли. Выходы с площади были перекрыты, деваться людям было некуда, поэтому я ждал, пока максимум собравшихся попадет в мое поле.

— Люди!.. — Что я нес, я и под страхом смерти не повторю — штамп на штампе, набор лозунгов. Вся надежда была на «шарм». — Вы шли ко мне? Вот он я, перед вами!

Проблема была в том, что народ и сам не знал, чего хотел, им просто было страшно.

— Пусть уберут тела с улиц!

— Уберем! Уже работаем!

— Нам нужен хлеб!