Небо в алмазах (СИ)

Впрочем, Лиза нутром чувствовала, что на этот раз обойдется без жертв. С них хватит потрясений и злоключений. Лишний аргумент — удачно сложившийся пасьянс. Пока Томка и Софокл сидят, уставившись в синий экран, Оля Сурикова наблюдает за движением ловких пальцев невесты Космоса, робко спрашивая:

— Лиза, ты и гадать умеешь?

— А если умею, то попросишь на любовь погадать, Олька? Смотри, не ошибусь…

— А я пока и не думала… — Сурикова смущенно улыбается, делая очи долу, а Лиза качает головой, давая девушке Александра дружеский совет:

— Не гадай, красавица — судьбу прогадаешь, — так говорила мама. Ведь это ей принадлежала старая колода карт, найденная Лизой в родительской комнате, — но одно я тебе скажу, что твой добрый молодец никуда не убежит. Раз пошёл за тобой в консерваторию, и нас с Космосом туда поволок.

— Оль, не верь, у этой заразы картишки крапленые, — Софа скатывается с дивана на пол, и прислоняется к плечу Лизы, ощущая невиданное для себя спокойствие. Ей бы не выходить из этой двухкомнатной квартирки, туда, где мать опять жалуется на жизнь, и устраивает ей величайшую головомойку за упавшую успеваемость. — Гадаете, что ли?

— Ага, когда люди на кухне выкурят все имеющиеся сигареты, и замолчат, для начала, — Лиза чешет усмиренную Софку за хохолок, как домашнюю кошку, и к ногам студенток, ни к ночи упомянутым, приполз Тутанхамон. Явно голодный от того, что хозяин не пускает его к миске. — Тома, громче сделай!

— Спор софистов и Сократа… — припомнила Тома имена из подзабытого университетского курса философии, понимая, почему Лиза так усиленно закатывает глаза, и показывает рукой на закрытую кухню.

— И не говори… — Софа, погрузившая кота на руки, как несмышленое дитя, гладит гладкошерстного между ушек, восхищаясь лощеной черной шерстью. — Ух, животинка!

— И кто из них Протагор? — институтский курс философии сидел у Лизы в печенках.

— Спорю на свою пудру от Ланкома, — Голикова, как и никто другой в этой гостиной, не страдала нарушениями слуха, — что Космос Юрьевич, его больше всех слышно! И они там не в курсах совсем, что чувак этот Протагор.

— Да, Софка, не зря ты философию прогуливала, чтобы потом со мной к пересдаче учить, — Лиза вынуждена согласиться с подругой, — выстраданная тройка!

— Бодрая, — заверяет дочь профессора уголовного права, — и вообще, херня полная твоя философия, Лиза! В жизни у каждого своя… Вот у Пчёлы, во, — девушка показывает пустую пачку «Camel», — цыбарить, пока пыхтеть не начнет! Или из ушей не полетит…

Тем временем деятельной Филатовой не сиделось на месте. Оставив увлеченных философией подруг возле дивана, она решительно прошла в коридор, и обесточила кухню. Послышался обреченный вой оленей на привале, знакомые изречения «еханный бабай» и «твою мать». В следующую секунду, как на пожар выскочил Пчёла. Недовольно щурясь от яркого света в коридоре, засластившего глаза, выползли и остальные спорящие.

— Закончили свой совет в Филях? — Тамара поспешила закрыть дверку на кухню, из которой несчастно валило как на табачной фабрике. — Мы уже не ждали, мальчики!

— Тамарка-педагог, это вам не персики на базаре толкать, — Пчёла не удержался, направляя находчивое жало в сторону сестры и её красивого окружения. — Чё, Лиз, смешно тебе опять? Ржете тут, штанины на диване протираете, а Томка уже методу придумала!

— Витя, чья бы корова мычала? — Тамара слишком долго знала брата Лизы, чтобы реагировать на его уловки и шуточки. — Возьмёмся воспитывать и тебя, если такой умный… Софе помощь нужна, это мы уже поняли.

— То есть, Томк, думаешь, что Лизка за девятнадцать лет не справилась. Замуж с горя выйти надумала! И за кого? За Космоса, председателя съезда всесоюзной клоунады! А у тебя с Филом попрёт? — улыбаясь во все тридцать два зуба, отвешивал свой ответ Витя, и продолжал отпираться дальше. — Говно-вопрос, да здравствует наш родной суд, Тамар Григорьевна! Доверяюсь в ваши руки…

— Угомонись, рыжее бедствие! Если бы твоей сестрой была Тома, то ты бы сейчас строевую отрабатывал, — Пчёлкин не сдался внутренним войскам советского союза, но лишний раз напомнить ему ненавистное слово «армия» грехом не считается.

— Это всегда, пожалуйста, сестрица, — Витя никогда не устанет спорить со своей младшенькой, с которой они, что называется — двое из ларца, сделано с любовью, — я пацан послушный! Только на грудь приму, дубак на улице, пиздец.

— Я не это имела в виду, опылитель, — лучше других Пчёла воспринимал внушения Лизы, которая в таких случаях просто закрывала его красноречие при помощи ладони. Временами они менялись местами. Лиза казалась себе старшей сестрой, а не надоедливой мелкой проблемой, братец которой всегда запрещает приходить домой поздно, — и рот «Поморином» прочистить не забудь, чтоб не воняло.

— Пчёлкин, иди же ты уже к чертовой бабушке! Проблемный, хуже Кабана, — последнее слово в споре Томы и Вити всегда принадлежало Филу, который мог не только урезонить советчика, но и при случае надавать по ушам, — а то «Поморином» не обойдешься, придётся латать канал. Сам знаешь, боксеров бывших не бывает, как ментов…