Небо в алмазах (СИ)

Перемены, о которых голосил под гитару покойный Цой, грозили выпустить ножи, как ворьё, резко выскочившее из подворотни. Власть имущие, задумывающие «Перестройку», как панацею от всеобщей затхлости прогнившей командной системы, сами не представляли, к каким колебаниям могут привести скоропалительные реформы. И заседали, как обложенные в час, когда на арену переобутых партийно-комсомольских активистов, выходила новая власть. Горбачёв с ситуацией не справлялся, не желая брать на себя ответственность за происходящее, с трудом скрывая ненависть к Ельцину, который ловил лучи людского доверия. Номенклатура боялась уроженца глухого уральского села, будто предчувствуя его реальную победу в политической схватке.

Демократы? Космос, в силу возраста и курьезных вопросов, которые возникали перед ним в ведении дел «Бригады», ручаться за это не мог. А Юрий Ростиславович, привыкший к тому, что подарила ему безупречная служба на благо советской науки, говорил сыну и невестке, что партийные воротилы меняют шкуры, стремясь остаться у кормушки — дело нехитрое и последствия ждать себя не заставят. О стране и народе, как и во все времена, никто не подумает. Говорят, что Россию возродят, бедно и убого жить перестанут, но что крылось за благими начинаниями? Большевики империю развалили — эксплуататоров постреляли и разогнали по эмиграциям, а сейчас кто в кого? Кому нужны прекрасные надежды, если не поймешь, к чему ведет воздух свободы…

На глазах вершилась история, а в воздухе веяло грядущей разрухой. Ещё в восемьдесят девятом году никто бы не подумал, что Союз Советских Социалистических Республик теряет основы своей общности.

Время неумолимо мчалось вперед, заставляя Космоса и Лизу окончательно повзрослеть, думая о большем, чем они привыкли, но любовь жила по другим законам…

— Не поверишь, мне сейчас и без учебников хорошо, — откладывая книгу в багажную сумку, Холмогорова осторожно потягивается, а после, по привычке складывая руки на сильно выпирающем животе, придвигается к мужу ближе, — мы давно не отдыхали, чтобы только ты и я. И не в Москве, а где-то за её пределами. Солнце, мне часто не хватало этой тишины! Я не говорю, что не люблю наш дом, но чувствую себя отдохнувшей. И мы вдвоем!

— Алмазная, поздно пить Боржоми, — теплая ладонь Космоса перемещается на правое плечико Лизы, приобнимая, и, уткнувшись носом в золотистую макушку, у Холмогорова есть шанс хоть чуть-чуть полюбить надоедливый стук железных колес о рельсы, — почка-то скоро вылупится, и будет нам день без агитки! Батя этим грозит…

— Нет, Кос, я не про квартирантку сейчас говорю, это своё, — и чем ближе подступал заветный и неизведанный час встречи с собственным ребенком, Лиза больше убеждалась в том, что хочет скорее её видеть, — а тебе полезно жить в горкомовском доме, сразу в голову приходят словечки умные! А говорил, что Ленинград не любишь…

— От твоей родственницы нахватался, у неё ж там в Мариинском свой цирк с конями и фокусами!

— Факиры пьяные! А уж с этим переименованием… — в душе Лизы родной город всегда назывался тем именем, с которым выстоял в блокаду, — переезжаете из Ленинграда в Петербург! Как хочешь, Кос, но мне это не нравится. У меня в паспорте по-другому написано…

— Ну так, Лизок, маленькая моя, припёрло у людей…

— С больных голов на здоровые!

— Весело живётся, чего сказать?

— До припадков, — в последнее время многие вопросы жизни в стране становились риторическими, — а, судя по шуму, бельё собирать начали, ура…

— Не прошло и года…

Аккуратно постучав, в купе вошла проводница — сухопарая женщина лет тридцати пяти. Её русская речь была отягощена небольшим акцентом, что выдало в ней уроженку эстонских земель. Кратко перекинувшись с Лизой фразами о её самочувствии, она стала собирать постельное бельё в мешок, пока Космос сетовал на то, что к ним не пришли раньше. Но его слова имели нулевой эффект, и, выходя из помещения, проводница, как бы промежду прочим, сказала:

— Слышала по радио, что у вас в Москве, кажется, переворот и танки случились!

— Когда кажется — креститься надо! — Космос готов был покрутить пальцем у виска в сию же секунду. — Революцию отгрохали, что ли, как в семнадцатом?

— Переворот… — на румяном лице Елизаветы отобразилось недоумение, — у нас в стране?

— У вас в стране, — лаконично уточнила проводница, и, обдав Холмогоровых ироничным взглядом, поспешила удалиться, зная, какой эффект могла произвести на молодую пару супругов, — счастливого пути!..

— Да ну его к чёрту!

— Удачная шутка…

Как по команде, Космос с Лизой переглянулись, пытаясь до конца осмыслить услышанную новость. Не было времени разбираться в том, насколько она достоверна. Пока не сойдут на перрон, и не увидят встречающих — не узнают…

— Ничего себе, хорошо съездили, — или вовремя приехали — одновременно всплывает в голове у Коса, — обрадовала, блин, кто просил-то её, — хотелось недобрым словом вспомнить проводницу, — каюк!

— Наши, наверное… — не обращая внимания на весь остальной мир, Лиза, собирая мысли в стройные линии, пытается не растеряться, — обзвонились.