Небо за стёклами (сборник)

— Вот ваша ячейка, — сказал командир Берману, — смотрите в оба, ни один немец не должен улизнуть от вас. С утра, вероятно, они полезут. Бояться не надо. Мы должны отбить их и снова занять наши старые позиции. А то они теперь наверху и видят улицы города.

Только теперь Лева заметил, какой у командира взвода был усталый голос. Вероятно, он повторял это сегодня в сотый раз. Уходя, он еще добавил:

— Гранаты пускайте в крайнем случае.

Берман остался один.

Впереди, на фоне тусклого неба, чуть чернела земля. Иногда там одиноко взлетали и таяли в небе цветные трассирующие пули.

Сейчас было не страшно. Только мешали сырость и пронизывающий холод.

Где-то рядом в ячейке, устраиваясь, возился сосед. Внезапно Лева подумал, что еще сегодня кто-то другой стоял на том месте, где теперь был он, и сразу понял, почему мимо некоторых ответвлений ходов они проходили не останавливаясь Значит, там еще были люди… А здесь? Потом он стал гнать от себя ненужные мысли, даже оглянулся, словно боялся, что кто-нибудь мог заметить его малодушие.

Чтобы занять себя чем-нибудь, он стал припоминать, где он мог слышать такой голос, как у командира взвода, и не мог вспомнить.

С рассветом по окопам долго била артиллерия, но снаряды не достигали цели. Потом немцы пошли в атаку. Сперва Лева не мог понять, что происходит впереди. Маленькие черные фигурки вдруг как из-под земли возникли среди зловещих руин домов по всей видимой ему линии горизонта и, треща на ходу из автоматов, побежали на окопы добровольцев. Небольшие фонтаны грязи вздымались то здесь, то там около них, многие немцы падали и не вставали, но бежали другие, новые. Неожиданно за спиной, над самым ухом, отчаянно стали бить пулеметы. И сразу же началась стрельба со всех сторон. Лева увидел, что сосед по окопу, застыв, припал к винтовке и тоже стрелял, а немцы все двигались, падали, снова поднимались и опять бежали прямо на окопы.

Очки Левы поминутно мутнели. Он вытирал их большим пальцем левой руки, н, когда стреляли все, стрелял и он.

Плечом он прильнул к мокрому прикладу и видел лишь кусок черного поля и бегущих по нему маленьких серых людей.

Вскоре стрельба утихла, и снова впереди на горизонте Лева увидел развалины. Командир взвода подошел к Берману, посмотрел на его побледневшее лицо, спросил:

— Ну как, страшновато?

— Ничего, — сказал Лева, — бывает страшней, — и улыбнулся.

Теперь он увидел, что лицо командира взвода было усталым и серым.

— А я, признаться, побаивался за вас, — сказал комвзвода и, уходя, кивнул Берману.

Потом принесли кашу, но есть Леве не хотелось.

Шесть раз в этот день немцы шли в атаку, но ни один из них не достиг окопов, где сидели добровольцы. И так же, когда стреляли все, стрелял и Лева, правда, он не знал, попадал ли в цель.

В середине дня сделалось совсем тихо. В траншеях повеселели и даже кое-где собирались группами — покурить, обсудить происшедшее.

Теперь Лева уже как будто привык к обстановке. Мысль о смерти не пугала его. Отчего-то он был уверен, что с ним ничего не случится. Снаряды в окопы не попадали, а пуля его не заденет.

И он стал мечтать о том, как после войны они встретятся в Летнем саду с Володькой и он расскажет Ребрикову, что было немного страшно в первые часы боя, и будет читать ему хорошие стихи, которые, конечно же, еще сочинит.

Часа через два пришел командир роты. Лева еще вчера видел его. Это был немолодой человек в длинной шинели с двумя покосившимися квадратиками.

— Товарищи добровольцы, — сказал он. — Перед нами поставлена задача: выбить врага с высоты; оттуда его наблюдатели видят сейчас наш город… По-моему, все ясно… Артиллерия сделает подготовку, потом мы пойдем и выковырнем его оттуда… Думаю, добровольцы не подкачают. Да здравствует наш непобедимый город! — закончил он.

Никто не ответил. Вдруг Лева подумал о том, что, значит, теперь побежит он, а стрелять будут немцы, и вздрогнул от прошедшего по телу озноба.

Вскоре откуда-то сзади начала бить артиллерия. Снаряды падали около немецких траншей. Огонь все усиливался. Грохот стоял такой, что приходилось затыкать уши.

Потом неожиданно стало тихо, и Лева услышал резкий крик:

— Вперед, товарищи!.. За Родину!.. За родной город!..