Небосвод несвободы

День лаконичен, словно примечание,ремарка терпеливого ума.Гляди в окно на серое молчание,вползающее в серые дома,на чаек, онемевших, словно кондоры,скользящих в небе, как в реке форель,

на то, как ветер обретает контуры,пытаясь дуть в незримую свирель.Рассматривай в шершавой полутемени,как будто это выдалось впервой,гримасу остановленного временина скорбном лике мокрой мостовой.

По лобным долям молотком из войлокастучит пока терпимая мигрень…И, словно кепи, твидовое облакона небоскрёб надето набекрень.

Вместо послесловия

«Небосвод несвободы» — это стихи умного, уязвимого, рефлексирующего интеллигента, который в тех случаях, когда другие попросту отмахиваются от бед и обид, наносимых жизнью, — отшучивается от них, включая как защитную реакцию иронию и самоиронию, поскольку в совершенстве владеет обеими. Тем самым поэт легко выбивает оружие из рук оппонента, пытающегося уличить стихи Александра Габриэля в заданности и прагматизме. Иронию сконструировать можно, но подтрунивание над самим собой — вряд ли. Что до меня, то я всегда любила такие пристальные — без аффектации и надрыва — внятные стихи с четко выписанными деталями, точным метафорическим рядом, стихи, в которых есть достоинство, но отсутствует гордыня.

«Стираются и боль, и благодатьКак ни хрипи натруженной гортанью,но стало невозможно совпадатьсо временем, сменившим очертанья.Услышу вскоре сквозь тугую вязьсловес, недосложившихся в поэзу:

«Которые тут временные? Слазь!»И я скажу: «Я — временный».И слезу».Ирина Евса

Александр Габриэль — поэт со своим, ярко выраженным характером. Он пишет стихи, не задумываясь над тем, до какой степени открыта и не защищена его душа: строки его исповедальны, распахнуты, предельно искренни. Самоирония его не знает границ. Вот уж где стирающееся от повторений понятие смеха сквозь слёзы звучит неожиданным открытием. Читаешь иные его стихи и веселишься, а потом надолго ощущаешь себя поверженным в печаль. Его игра со смыслами — вовсе не игра, цель другая: дать слову новое дыхание, обострить восприятие поэтической мысли. И читатель, втянутый в эту смысловую «игру», благодарно откликается, воспринимая глубину и философичность поэзии Габриэля, тонкого и умного поэта, одного из самых значительных в нашем времени.

Даниил Чкония