Читаем Небылицы и думы полностью

Дадуку мы нашли связанным в корзине с клюшками для гольфа. Он находился в глубочайшем обмороке и беспрерывно бредил. Скоро бессвязный бред нас утомил, и мы вернули кляп на место, а самого бербера уложили среди рюкзаков на спине грузового слона. Закат мы встретили уже в пустыне. Что это была за ночь! Мерно покачивающиеся под нами африканские гиганты через пять часов путешествия привели нас в специфическое расположение духа. Над головой искрился Южный Крест, а у горизонта то и дело возникали дивные миражи. Стыдно признаться, но порой мне хотелось спрыгнуть в теплый песок и побежать изо всех сил в сторону мерцающего за ближайшей песчаной грядой волшебного города, распахнуть его резные ворота и навсегда затеряться в тенистых зарослях апельсиновых деревьев у прохладных родников, источающих вместо воды покой. Нечто подобное я испытывал лишь однажды, десять лет назад, будучи солдатом, в самовольной отлучке, во дворе дома учащейся железнодорожного техникума.

– Слышишь? – тронул меня за руку Микольцу.

Я напряг слух и действительно распознал отголоски глухого львиного рыка. Вскоре к рыку примешались ритмичные удары барабанов.

– А вот это скверно! Тамтамы бобонго, – заявил связной, изменившись в лице и судорожно сверяя данные электронного навигатора. – Не забрели ли мы ненароком на их территорию?!

– Бобонго кто такие? – спросил я, не придав особенного значения тревоге Чугайло.

– Бобонго – людоеды! – ответил он, подтянул поближе к себе карабин и ткнул острым крюком погонщика за ухо слону, отчего тот заметно ускорил шаг.

Но, видно, от судьбы не уйдешь, потому что ровно через минуту наш караван уткнулся в низкий частокол, увешанный черепами. За частоколом виднелись горящие костры и прыгающие вокруг них толпы туземцев.

– Живым я не сдамся! – заявил воинственный связной и передернул затвор карабина.

– И я ни в какую! – поддержал его я, выхватывая из-за пазухи револьвер.

Тут что-то больно укололо меня в шею. Я пощупал болевшее место, вытащил из шеи дротик, схожий с элементом игры дартс, и мой разум померк.

Очнулся я уже привязанным к бревну посреди туземного поселка без каких-либо признаков одежды на себе. Рядом, на соседних столбах, томились Микольцу и Дадука.

– Кранты, Ванюха! – крикнул мне Чугайло, брезгливо наблюдая, как голенастые, приземистые туземки набрасывают нам под ноги вязанки хвороста.

– Варианта нет! – согласился я.

Бербер тоже хотел что-то сказать, но чувства переполнили его и он снова потерял сознание.

– Как ты думаешь, – спросил я связного, – сколько нам осталось?

– Я думаю, они нами позавтракают. Чего перед сном нажираться? Люди все-таки! – горько усмехнулся он.

И действительно – когда костры у нас под ногами были сложены, дикари разошлись по своим хижинам, оставив в качестве охраны одного тощего то ли юношу, то ли старика.

Он недолго побродил вокруг нас, что-то рисуя острием копья на песке, наконец сел рядом на бревно и задремал. Глядя на него, я тоже закрыл глаза и, не желая далее страдать, забылся сном. Мне снилась моя четырехкомнатная квартира в центре от «Юнистроя», сидящие на кухне Оксана, мой школьный товарищ Серега Коноплянко и грустный Юрий Михайлович. Во всем его облике сквозили такие безмерные тоска и отчаяние, что я разрыдался во сне.

На рассвете меня разбудил какой-то шум. Я открыл глаза и, к своему изумлению, обнаружил склонившуюся надо мной Юукси.

– Без слов! – шепнула она, срезая длинным раскладным ножом путы на моих ногах.

Через мгновение я, Чугайло, обалдевший от нежданной встречи с супругой, и дрожащий Дадука крались к потаенному лазу в частоколе вслед за прекрасной разбойницей.

На расстоянии двух километров от лагеря бобонга мы увидели стоящий джип «Вранглер» и привязанного к нему слона.

– Здесь, ребята, и простимся! – обернулась к нам Юукси.

– Чем обязаны?! – хмуро полюбопытствовал смущенный своей наготой Чугайло.

– Все очень просто, – улыбнулась она. – Ты мне все-таки муж. Кровь не водица. А Охлобыстин – единственный мужчина, не пожелавший мною обладать. Я по достоинству оценила это фантастическое мужество. Он слишком интересный противник, чтобы скармливать его невоспитанным бобонгам, и потом я его еще успею пристрелить. Но сама! А переводчик – за компанию.

– Стерва ты, Доня! – скрежетнул зубами Микольцу.

– Однозначно! – согласилась она и показала на слона. – Одежда и оружие там. Счастливого пути, неудавшиеся люля-кебабы! – Юукси послала нам воздушный поцелуй и направилась к джипу.

– Сорок раз подумаю, прежде чем жениться в следующий раз, – задумчиво констатировал связной, когда контуры машины его жены расплавились на горизонте в предрассветном пурпуре.

– Где же ты ее нашел? – не сдержался я, спешно натягивая на ноги джинсы.

– А где все находят! – буркнул он. – В Сочи отдыхали вместе. Она по комсомольской, а я по профсоюзной. То, се, а там любовь – пятое-десятое. На год осели в Малайзии. А потом ее теща приехала, и все пошло прахом!

– Теща кто? – недоумевал я.

– Я не хочу о ней даже говорить! – сердито крякнул Чугайло и стукнул слону по спине кулаком.

Перейти на страницу:

Все книги серии Миры Охлобыстина

Улисс
Улисс

Если вы подумали, что перед вами роман Джойса, то это не так. На сцену выходит актер и писатель Иван Охлобыстин со своей сверхновой книгой, в которой «Uliss» это… старинные часы с особыми свойствами. Что, если мы сумеем починить их и, прослушав дивную музыку механизма, окажемся в параллельной реальности, где у всех совершенно другие биографии? Если мы, как герои этой захватывающей прозы, сможем вновь встретиться с теми, кого любили когда-то, но не успели им об этом сказать в нашей быстро текущей жизни? Автор дает нам прекрасную возможность подумать об этом. Остроумный и живой роман, насыщенный приключениями героев, так похожих на нас, дополнен записками о детстве, семье и дачных историях, где обаятельная и дерзкая натура автора проявляется со всей отчетливостью.

Иван Иванович Охлобыстин

Фантасмагория, абсурдистская проза

Похожие книги

Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее