И опять потянулись пергаментные пейзажи по сторонам, и опять навалилась дрема. Памятуя о недавно испытанном, я держался до последнего, но природа взяла свое, и проснулся я только от сильного толчка в плечо.
– Мулуи, – оповестил разбудивший меня Микольцу и показал на синеющую впереди бирюзовую полоску реки.
– Ну наконец-то! – обрадовался я, потирая ладонями отекший от долгого сидения зад.
– Поселок дагонов там! В горе! – прокричал Дадука и махнул вправо. – Мой дядя ездил сюда собирать бокитсу, – и предупредил: – Но, говорят, дагоны не общаются с чужими. Дагоны думают о катергаре! – и он таинственно зажмурился.
– Разберемся, – ответственно заверил его Чугайло и направил слона к показавшимся вдали скалам.
Открывшийся взору вид дагонского поселения полностью соответствовал моим представлениям об укладе жизни последних представителей исчезнувшей в океанических пучинах цивилизации атлантов. Огромная пепельная известковая скала была испещрена тысячами пещерных скважин, увенчанных барельефами образов причудливых чудовищ с рыбьими головами.
– Как же мы их оттуда выманим? – забеспокоился я.
– Дагоны не ждут гостей, но любят их! – компетентно заверил связной и спрыгнул со слона на землю.
Я последовал его примеру. Дадука тоже, но крайне неохотно, по всему было видно, что его мучил гипертонический криз.
Из-за отсутствия четкого плана мы попросту шагнули в первый же овальный проход и направились в прохладные глубины пещеры. Она оказалась на поверку туннелем, и очень скоро нам стало ясно, что вряд ли удастся вернуться назад прежней дорогой, поскольку каменный рукав петлял причудливым кружевом, то и дело пересекаясь с себе подобными. На третьем часу безрезультатных поисков мы уткнулись в глухую стену и остановились.
– Извини за любопытство, – спросил Микольцу у поникшего бербера, – а твой дядя вернулся назад?
– Конечно, нет! – всхлипнул тот.
– Ну перестань! – попробовал его утешить связной.
– Знаю я эти «перестань»! – еще горше всхлипнул Дадука. – Я-то самый слабый из вас. Вы меня первым съедите!
– Это почему же? – возмутился Чугайло.
– Потому что нам никогда не выйти отсюда! – крикнул бербер.
Словно соглашаясь с его словами, земля под ногами вздрогнула, стены пещеры характерно завибрировали, нас обдало терпкой пылью, а уши заложило от нестерпимого вопля…
Последняя мечта
Сколько он себя помнил, он помнил и ее. Во всяком случае, это ощущение появлялось у полковника каждый раз, едва девушка случайно касалась пальцами его руки, забирая у него пальто в гардеробе ресторана Bottom. Она была рыжая, зеленоглазая, умная, ей было двадцать пять лет, и ее звали Настя Рощина. Она не носила никаких украшений, кроме серебряного перстенька на указательном пальце с изображением черепа, и ее привозил кремовый бронированный «Майбах». Полковнику пять лет назад приходилось минировать такой же в одной сказочно богатой стране. Ситуация усугубилась тем, что из разговора Насти с ее подругой, случайно подслушанного полковником, он вынес уверенность, что девушка заработала себе на машину сама. И водитель Насти тоже понравился полковнику – он сразу определил морского пехотинца в грузном пожилом мужчине с наивным лицом, а по татуировке на внутренней стороне запястья выходило, что добрый старик служил не просто в морской пехоте, а в подразделении 3.14, которое выполняло самые деликатные поручения лично министра обороны. Даже влюбившись со всей страстью, на какую способен сорокапятилетний мужчина, полковник понимал, что объект его вожделения стратегически недостижим. Да и денег у него много не было. Он снимал однокомнатную квартиру в спальном районе и ежемесячно получал по почте шестьдесят шесть тысяч шестьсот рублей. Цифра ему не нравилась, но это перечислял пенсионный фонд Министерства обороны, и спорить, по сути, было, не с кем. Его координатор называл это «жить под прикрытием».
Полковник считал, что праздность оскорбляет душу, поэтому устроился гардеробщиком в неплохой ресторан рядом с домом. Ресторан был дорогой, посетителей немного, и полковник дочитал наконец Флоренского, Гюнтера Грасса и раннего Сенеку. С полковником при трудоустройстве произошел забавный казус: заполняя бумаги, он долго не мог вспомнить, как его зовут на самом деле, и страшно обрадовался, когда вспомнил. За свою жизнь по роду службы он раз двести менял имена, правда, чаще это были цифры. Но имя Дима ему понравилось, тем более что так звали президента.
Наверное, можно понять, почему он все-таки подошел к Насте и напрямую спросил:
– Не сочтите за навязчивость, но вы можете допустить, чтобы швейцар старше вас на двадцать лет пригласил вас на свидание?
– Только не в служебное время. Я за это своих сотрудников увольняю, – ответила она, выходя к автомобилю.
На следующий день полковник надел белый парадный мундир в орденах, записался на прием к Рощиной и после нескольких часов ожидания вошел с бутылкой шампанского, букетом белых роз и коробкой конфет к ней в кабинет.
Рощина вышла к нему из-за стола навстречу со словами: