Нечестивицы

Вчера был обыск в наших кельях. Я узнала о его проведении за несколько дней и предвидела это, поскольку ощущаю вибрацию в воздухе, понимаю шёпот и кривые улыбки служанок, которые начинают появляться на их лицах, когда они предвкушают, что скоро можно будет позволить себе роскошь унизить нас. Однако моя келья всегда безупречна, и им быстро становится скучно. И всё-таки одна из служанок уставилась на щель, которую я проделываю в стене, но не придала ей значения. Сегодня, когда закончу писать, я спрячу эти страницы и нож за кухонным шкафом, предварительно завернув их в пояс, который обычно ношу на своем теле, под туникой, где храню эти листки и нож (которым углубляю щель), когда мне нужно куда-нибудь отлучиться или когда я чувствую, что их могут обнаружить. А завтра, когда я приведу страницы в порядок и пронумерую, снова спрячу их в моей келье. Возможно, когда-нибудь, в каком-то будущем «сейчас», кто-то прочтёт этот текст и узнает о нашем существовании. Узнает, что мы были частью Священного Братства, населявшего клочок земли, который оставался чистым и сияющим благодаря благочестию Просветлённых. Или, быть может, эти бумажки превратятся в пепел и вернутся в землю, оплодотворяя её, питая корни дерева, и нашу историю поймут листья, которые насыщают рухнувший мир кислородом.

А пока я вдыхаю холодный воздух пустой кухни; он ледяной и колючий, как кончик иглы. Тем временем таракан, оказавшись в стеклянной банке, шевелит лапками и усами. Он тёмно-красного цвета и кажется мне красивым, ведь это идеальное существо, хотя и вызывает у меня отвращение. Это маленькое живое произведение искусства. Как долго кукарача сможет прожить без кислорода?

Не упустить мимолётное, насладиться им.

Я взглянула на вены на моём левом запястье.

Совершить очищение.

Теперь я перехожу к другому «сейчас», к моему чёткому воспоминанию. Излагаю в настоящем времени, чтобы снова пережить всё это, оказаться там, как если бы тот момент застрял в круге вечности. Я медленно передвигаюсь и попадаю в другой климат, где плотный воздух, где я будто вдыхаю его внутри взбесившегося сердца леса

чащи, словно ощущаю сумасшедшую вибрацию этого места, которому не удается расшириться. Которое не может. Я замечаю несколько грибов-лисичек и наклоняюсь, чтобы собрать их, но поблизости замечаю необычное движение. Рядом – мёртвая, разлагающаяся птица. Их осталось так мало, что я подошла воздать ей должное и посмотреть, как действует смерть. Трава вокруг тельца сухая из-за влаги животного происхождения, впитавшейся в землю. Кажется, что трупик окружён аурой, которая защищает его от дальнейшего воздействия смерти, словно природа выделила особое место для его жертвоприношения и личного убежища. Плоть разлагается, и летучие вещества распространяются в воздухе, оповещая о начале ритуала. Мухи, жуки подкрепились мёртвой птицей и отложили свои личинки в открытый клюв и в ранки. Личинки в неистовом танце пожирают плоть, глаза и разные органы. Они молча группируются в кучки. Издаваемый ими аромат резок и тяжёл. И ещё я чувствую запах мёртвых цветов. (Любопытно, есть ли Бог внутри личинок? Наш Бог, имени которого мы не ведаем. Интересно, является ли Бог голодом, стоящим за голодом, и таится ли за Богом голод другого Бога.) Хочется узнать, на какой стадии смерти находится птица под землёй и чувствует ли она, как её тело постепенно исчезает во тьме, которая её укрывает. Беспомощна ли она? Птица умерла, уставившись в небо между листьями деревьев. Или, возможно, глядя на звёзды. Скончалась в окружении красоты. А Елена умерла во тьме, погибнув в катастрофе. Это она объяснила мне, что катастрофа означает жизнь без звёзд, без небесных тел, комет, без ночного света, в абсолютной темноте. (В устах Божьих, да?) Она написала это грязным пальцем на моих ладонях. Мы тогда были в дупле нашего тайного дерева, сидели на сухих листьях обнявшись, потому что еле-еле там вмещались в нашем труднодоступном, надёжном убежище. Вокруг обычно хоронят отщепенок. Сначала Елена написала слева «ката-», а потом справа «строфа». Приблизив свои губы к моим, она прошептала это слово, которое на латыни (desastrum) означает «без звёзд». А у птицы уже почти не осталось перьев: её сородичи растащили их для своих гнёзд, а также прихватили часть личинок, которыми они кормят своих птенцов. Когда не останется ни плоти, ни личинок, ни мух, ни жуков, муравьи усердно и терпеливо очистят её кости и не спеша съедят слабых личинок, которые не смогут превратиться ни в кого другого.

Вдалеке послышалось жужжание ос – звук, предвещающий беду. Осы жалят своими крошечными челюстями с острыми зубками, жало у них выдвижное, и они способны жалить много раз, не погибая. На древесном суку возвышается рой. Я видела его и прежде, но не трогала. Однажды нашла мёртвую осу, неповреждённую, и сохранила для себя. Она была очень красива, элегантна, как какой-то ужасный цветок.