Нечестивицы

Мы представляли себе Его за вратами часовни, догадывались о Его молчаливом присутствии. Он так долго ничего не изрекал, что тишина уплотнилась и материализовалась. Пульсирующая плотность рассекла воздух, раздробила его на части. Мы оставались совершенно неподвижными и дышали медленно, очень осторожно, чтобы не пораниться о прозрачные осколки воздуха. Послание было ясным: убийца всё ещё среди нас, и Он знал это, но ни Он, ни Сестра-Настоятельница не собирались что-либо предпринимать. Они всё уже сделали в отношении Мариэль.

Мариэль не убивала, но Мариэль сгорела.

Когда тишина стала удушливой, а острые осколки разорванного воздуха начали опасно вздыматься, кто-то подавил свой возглас, но он был так слышен, что все подняли головы и увидели: на алтаре – Полная Аура. Одна из избранных. Сестра-Настоятельница осталась сидеть, контролируя происходящее, которое явно было предусмотрено заранее. Излучаемый Полной Аурой свет представлял собой вспышку, неподвижное пламя, красный огонь, ослепивший нас на несколько секунд. Сама она оставалась неподвижной, и казалось, что смотрит на нас, но это не так. Затем Полная Аура замахала руками – рассчитанными движениями, – словно разрушая острые края пространства, как будто обладала способностью избавить нас от любой боли. Мы увидели отметины на её руках – свидетельство прикосновения Бога. Она открыла рот и что-то произнесла своим голосом яркой, непостижимой необъятности. Но никто ничего не понял, ведь её слова предназначались не нам. Она прикоснулась к телу Младшей Святой, и нам показалось, что голубое свечение покидает его. И что Полная Аура приподнялась на несколько сантиметров над полом, будто воспарив в воздухе. Затем она закатила глаза и потеряла сознание. Сестра-Настоятельница встала и, не растерявшись и не удивившись, подхватила её и повела за алтарь в покои избранных. Вот какая она у нас сильная и властная.

Некоторые утверждают, что ещё до великой катастрофы, давным-давно, Сестра-Настоятельница была беженкой от засухи, воевала, участвовала в боях за пресную воду и в ряде других сражений, вспыхнувших после затопления океаном огромных территорий во многих странах. Теперь некоторые шёпотом говорят, что она не женщина, ведь она может сломать тебе шею одной рукой или переломить позвоночник одним махом. И что в древних племенах её обучили разводить съедобных насекомых, а также что Он и она – брат и сестра. Я верю всему, кроме одного: на самом деле мне хорошо известно, что она – действительно женщина. Знаю, потому что…

Вернувшись, Сестра-Настоятельница остановилась посреди алтаря и сделала нам знак рукой. Мы встали и босиком пошли друг за дружкой, чтобы воздать почести Младшей Святой. Холодные плитки пола причиняли нам боль, похожую на ожоги. Когда подоспела моя очередь, я опустила голову, но не сильно, поскольку мне захотелось её увидеть. На ней лежали те немногие цветы, что нам удалось собрать. Большинство без запаха, с бледными, выцветшими лепестками. А она была чиста, почти красива, с перьями в волосах и в белой тунике, хотя то, что казалось гнилью и зловонием, сконцентрировалось внутри неё, поглощая каждое волокно плоти, разрушая всё подряд. Гниение раздуло её живот, но ведь избранные остаются чистыми. Неужели загрязнение вызвало ферментацию, которая так раздула ей живот? В каждом её глазу было по бумажному жуку, символу воскрешения. Это постаралась Лурдес со своей выдуманной символикой. В мёртвых руках усопшей – камень, небесный кварц, заменявший украденный у неё Священный Кристалл. Кварц голубой, прозрачный, с микроскопическими прожилками, образующими маленькую закрытую галактику, замкнутую вселенную. Я не могу объяснить себе, как Лурдес удалось найти полудрагоценный кристалл. Возвращаясь на своё место, я взглянула на неё. Она была в восторге, ибо знала: камень удивит нас, ведь именно он сделал эти похороны пока что наилучшими. Мне захотелось убить Лурдес, я почувствовала что-то вроде острой необходимости этого, но села и снова склонила голову. И успокоилась, решив, что ночью украду кварц.

В остальной части похоронной церемонии Он не участвовал.

Служанки смиренно подали нам зажжённые свечи, опустив головы, чтобы мы не были вынуждены лицезреть у них шрамы и клеймо осквернения. И чтобы мы не испытывали чувства отвращения. Шеренгой мы отправились в сторону сада и с удивлением увидели ставшее тёмно-синим неумолимое небо, на нём были огненные облака: оранжевые, медные, красноватые, со старинным оттенком красного. Ещё были розовые, а одно – чёрное. Словом, это было небо в своём совершенном виде. Мы не чувствовали ни холода, ни жары. В воздухе ощущалась полнота, интенсивность света. (Было ли это сигналом? Расцветилось ли небо, дабы объявить, что врата для приёма Младшей Святой распахнулись? Неужели природа пренебрегала своей собственной катастрофой, в которую была ввергнута?) Я почувствовала облегчение, ступив на прохладную траву. Пошевелила пальцами ног и улыбнулась, прикрыв губы.