Нечестивицы

В конце коридора – запертая комната. После множества попыток мне удалось взломать замок ножом. Там я обнаружила книги, покрытые плесенью и изгрызенные крысами. Все они были с непонятными формулами. Непонятна мне была и бóльшая часть слов, которые объясняли или упоминали эти формулы. Затем я нашла коробку с выключенными сотовыми телефонами. Про них мне рассказывала моя мать, когда ещё действовал Интернет и когда весь мир надеялся, что он будет существовать вечно. А теперь мобильники бесполезны: это всего лишь чёрные экраны и тишина. Так говорила моя мама: «Чёрные экраны и тишина» – и показывала мне свой бесполезный сотовый телефон. Она рассказывала, каким был мир раньше, как люди использовали эти экранчики во всех случаях жизни, как считали, что в некоторых странах отключили электричество из-за развития искусственного интеллекта во избежание его распространения и господства, его независимости, его стремления подчинить себе своего создателя. И как после окончательного отключения электричества исчезла возможность воссоздать, перестроить, перезагрузить мир, потому что остальное сделала сама природа, добавив опустошения.

Однако я этого не помнила, ибо тогда только-только появилась на свет, была младенцем, явившимся в разрушенный мир, где целые континенты, острова, страны уже находились под водой. И я не очень-то понимаю, что такое искусственный интеллект. Мама сказала мне, что это нечто неосязаемое, контролировавшее большую часть мира, и что многие люди его обожали.

В комнате были кровать, застеленная покрытыми пылью простынями, и несколько консервных банок с едой на чём-то вроде письменного стола. Увидев их, я ахнула от радости, потому что для нас каждая банка означала, что мы не умрем с голоду. Некоторые этикетки были порваны, но я догадалась, что в одной банке – огурцы: на ней читалась часть этого слова – «огу», а на выцветшей фотографии этот овощ лишился зелёного цвета. На другой этикетке была нарисована рыба, похожая, кажется, на тунца или на рыбу, названия которой я не смогла угадать, а на последних двух банках сохранились неповрежденные этикетки с супом фирмы «Кэмпбелл»: томатный и куриный крем-суп. Поскольку сроки годности были неразборчивы, я тщательно осмотрела банки и выяснила, что ни одна не проржавела и не вздулась. Хороший признак, чтобы вскрыть их и понюхать содержимое, мы, дети-тарантулы, так и поступали. Но из этой найденной пищи я никогда ничего не пробовала и не думала, что когда-нибудь доведётся попробовать.

В одном из шкафов, который мне тоже пришлось взломать, я обнаружила бутылки из-под воды, пустые, кроме одной. Возле кровати, на тумбочке с разбитой настольной лампой, лежал чёрный блокнот с заметками. На первых страницах почерк был аккуратный, ровные строки заполнены словами, такими как «озабоченность», «сколько же может лить дождь в течение дня?», «пожары и засухи», «резкие перепады температуры», «гибнут киты, найдено 30 туш на южных побережьях». Но затем записи в блокноте стали яростными, и пошли отдельные слова типа: ХАОС, КАТАСТРОФА, ГЛОБАЛЬНОЕ ОТКЛЮЧЕНИЕ ЭЛЕКТРОЭНЕРГИИ, КОНЕЦ ЧЕЛОВЕЧЕСТВА, ЧТО ЖЕ МЫ СДЕЛАЛИ С НАШИМ МИРОМ? – написанные заглавными буквами и красными чернилами. Они повторялись снова и снова, будто повторение до тех пор, пока не порвётся бумага, может изменить ситуацию, сделать мир снова пригодным для жизни. Дальше следовали молитвы кому-то, кого именовали Владычицей Мысли, Богиней Идей, Королевой Разума, Абсолютным Искусственным Интеллектом. На другой странице – рисунок женщины с совой на плече и надпись: «И.И.». Был ли искусственный интеллект женщиной с совой? Или кто-то молил его проявить знания и мудрость, чтобы противостоять грядущему? И не было ни одной молитвы ложному Богу, бывшему тогда единственным Богом, которого я знала. А дальше в блокноте ничего не было. Оставались только чистые листы.

В тот вечер мы выпили немного воды из бутылки. Но прежде я вскипятила воду в миске, поскольку не могла доверять питью даже в бутылках. Затем я съела кусочки крысы, которые подарила мне Цирцея. А когда я решила открыть одну из консервных банок, чтобы понюхать содержимое и взглянуть, можно ли это есть, послышался шум.

* * *

О том, что произошло дальше, писать мне не хочется, но я всё-таки сделаю это, потому что слова на моих листках подобны каплям, маленьким чёрным или цвета охры, синим, красным каплям, которые ненадолго разбавляют муки и боль, схожую с молчаливой яростью.

* * *

Мы услышали шум. Я тут же потушила огонь и прикрыла угли, не оставив следов, как учили меня дети-тарантулы. Запихнула банки, миски и бутылку в свой самодельный рюкзак, взяла на руки Цирцею, которая начала извиваться, как обычно, когда я неожиданно поднимаю её и прижимаю к груди. Едва мы спрятались в комнате, под кроватью, как вошли мужчины, они разговаривали громко, даже кричали. По их шагам и движениям я догадалась, что пришельцы ищут бутылки в шкафу и что гневно их отбрасывают, увидев, что они пустые. Пришельцы обыскивали комнату небрежно и даже не заглянули под кровать. Я мысленно поблагодарила их за это.