Нечестивицы

Мы услышали то ли крик, то ли плач. Или пение птицы? Мяуканье? Мы расстались, чтобы добраться до наших келий незамеченными. А когда я увидела, что Лусия уже ушла, то снова приблизилась к Ясновидице и сняла с неё Священный Кристалл.

Свет, проникающий сквозь щель в стене, подсказывает мне, что солнце уже взошло. Я пишу, но меня не отпускает видение рта без языка, того самого, что своей пустотой способен разрушить мир.

* * *

Наступили странные дни. Дни заточения.

Царила полная тишина. Нам запретили общаться, потому что в часовне Вознесения Господня объявили, что Ясновидица вознеслась в Неосязаемое Измерение. А мы должны оплакивать её исчезновение в абсолютной тишине и поститься.

Перспектива голода нас не тревожит: все мы привыкли есть мало или вообще ничего, все мы были странницами, запертыми сейчас в своих кельях до особого распоряжения. Щель в стене подсказывает мне приближение прохладной ночи. И что она будет безлунной. Становится трудно писать, и это как раз когда у меня получается, когда есть время быть наедине с собой и с этими листками, без помех и угроз.

Мне тяжело, потому, что нужно увидеть Лусию, услышать, как её голос звучит в темноте леса.

Проходят часы, а мне удаётся вывести всего несколько фраз.

Благодаря щели в стене я ощущаю суточные перепады температуры воздуха. Сейчас холодно, так зябко, что мне приходится писать, накрывшись одеялом. Не думаю, что смогу сегодня заснуть в своей постели, вряд ли смогу сделать это сразу, потому что я привыкла проводить ночи в объятиях Лусии, хотя бы несколько часов. Знаю, что сейчас она думает обо мне, так же, как я о ней.

Интересно, что они сделали с телом Ясновидицы? Любопытно, как перенесли труп, кто помогал Сестре-Настоятельнице, должно быть, Лурдес? Тело закопали или спрятали?

Интересно, а рот без языка закрыли?

И глаза, смотревшие в небо? Любопытно, застрял ли огненный муравей у неё под веком или его остановил её невидящий взгляд.

Что случилось с остальными избранными? И зачем объявлять нам, что они застревают в другом измерении? Убивают ли их? И не те же ли самые убили Младшую Святую? Наверняка – они.

* * *

Через три дня наши кельи отворили. Некоторые из нас пили воду из тазиков, которые мы используем для омовений, а вода в них была из ручья безумия. А я продолжала терпеть голод и жажду.

За завтраком никто не обменялся ни словом. Мы были взволнованы, смотрели друг на друга с подозрением, скрытым обвинением и недоверием – таков результат затворничества. «Прежде нас ни разу не запирали в кельях, почему же это сделали именно сейчас?» – молча спрашивали друг друга присутствующие. Но мы-то обе знали, что всех нас заперли, чтобы разобраться с телом Ясновидицы.

Мне пришлось сделать огромное усилие, чтобы не замечать Лусию. Вместо неё я посмотрела на Лурдес, которая выглядела сияющей, она как-то странно светилась. Потом я узнала почему. И поняла, какой громадный вред она хотела причинить. Она подпитывала слух, наполнив его шипами, ядом и безумием. Слух разрастался, принимал опасную форму. Не знаю, как ей это удалось, ведь все мы находились взаперти. Нечестивицы и служанки шёпотом рассказывали, что Лусия своими колдовскими способностями, своей древней и тёмной магией сумела отнять у нас одну из избранных, что она околдовала её, обманула и свела со зловещими силами. И что те заманили её в ловушку Неосязаемого Измерения. И что заступничество, обеспечиваемое нам Обителью Священного Братства, теперь ослаблено; к тому же общение с нашим Богом оказалось под угрозой.

Я поняла также, почему за завтраком никто не сел рядом с Лусией. А она съела белую комковатую смесь, держась независимо и невозмутимо.

А вот я возмутилась. Поэтому и пошла в лес искать мухоморы.

* * *

Вчера вечером мы видели, как Лурдес нагишом танцевала в саду. Её рыжие волосы отливали огнём в холодном свете луны. То был красный цвет, резавший глаза, похожий на застывшее сердце солнца.

Само собой разумеется, что по вечерам всем нам запрещено быть в саду, но никто не донёс об этом Сестре-Настоятельнице, поскольку мы, как зачарованные, смотрели на белое тело Лурдес, на её восторженное лицо, на устремлённые к небу руки, на приоткрытый рот, на её ноги, двигающиеся в такт музыке, которую слышала только она. Лурдес выглядела прекрасно, получая удовольствие, потому что в это время не замышляла козней. Когда она раскованно танцевала обнажённой, её руки двигались как птичьи перья на ветру, с едва заметным трепетанием, а не как смертоносные насекомые.

Перед этим она съела хлеб из сверчков, смешанный с мухоморами, который я оставила в подарок на подушке в её келье. Её приспешницы время от времени делают ей подношения, поэтому и моё не вызвало подозрений.

Мы наблюдали, как она смеётся на своём интимном, личном празднестве. Во время священного танца.

На мгновение мне даже показалось, что она счастлива.

Однако потом она вдруг начала кричать не кому-то конкретно, а просто всем сразу. «Луна, луна глаголет мне тайные вещи, ей известно о монахах, усопших монахах, которые преследуют нас, проклинают нас. Луна, луна обладает силой».