Продвигаясь таким строем, они прорубали и прожигали себе путь сквозь кишащие толпами шранков просторы – плотный круг из кромсающих вражью плоть варваров, дрейфующий в окружении колдовских теней и осиянный снопами сверкающих вспышек. Могучие холька раз за разом вздымали, а затем обрушивали на врага свои топоры, с лезвий которых слетали брызги крови, отливающей в разрядах молний ярко-фиолетовыми отблесками. Тем, кому, стоя на руинах Гвергиру или на прилегающих к ним стенах, представилась возможность как следует рассмотреть происходящее, всё это казалось кошмаром в той же мере, в какой и чудом – клочком божественной благодати, сделавшей характер и масштаб творящихся на их глазах событий чем-то абсолютным. Некоторым казалось, что судьба всего Мира зависит от исхода этого безумного предприятия, ибо невзирая на всю сверхъестественную мощь и свирепость холька, в их успехе не было и не могло быть ни малейшей уверенности. Людям чудилось, будто они не сделали ни единого вдоха, во время которого они бы не видели, как кто-то из краснокожих воинов падает, забитый дубинами или изрубленный шранчьими тесаками. Окровавленные лица. Глотки, заходящиеся напоённым омерзительным безумием воем. Казалось, боевой круг в любой миг может разорваться под натиском этой вспахивающей землю ярости.
Но холька всё же
Слёзы навернулись на глаза людей, узревших, что Благословенная императрица спасена.
Сосеринг Раухурль лично нёс её в своих огромных руках, уже проходя по руинам Нечестивой Юбиль и увлекая Эсменет к безопасности Тракта.
Лишь сто одиннадцать уцелевших холька проследовали за ним.
Инку-Холойнас.
Чем дальше Анасуримбор углублялся во чрево Ковчега, тем больше Маловеби пронизывало ощущение какого-то погружения – словно они, опустившись на дно непроглядно чёрного моря, проникли внутрь разбитого корпуса какого-то раззолоченного корабля – таков был его ужас.
Всё вокруг, некогда сопротивляясь движению вниз, было опрокинуто и перекручено. При этом он, учитывая царящий повсюду мрак и собственное жалкое положение, был не в состоянии даже различить пределы помещения, в котором находился, не говоря уж о том, чтобы постичь его предназначение. Он знал лишь, что они оказались в огромном золотом зале, освещаемом чем-то вроде чудовищной перевёрнутой жаровни размером с Водолечебницы Фембари, закреплённой на громадных, натянутых цепях таким образом, что она формировала нечто вроде потолка, простёршегося над полированным обсидианово-чёрным полом. Извивающиеся языки бледного пламени сплетались и плясали на её поверхности – блёкло-синие, зловеще-жёлтые и искрящиеся белые – только тянулись они при этом сверху вниз.
Удивление поначалу заставило его изо всех сил вглядываться на пределе возможностей своего зрения, стремясь разобраться, что это всё же за пламя, ибо, несмотря на неестественный характер его горения, Маловеби не ощущал в нём никакого колдовства.
Он не знал – был ли этот голос его собственным или же он принадлежал Аспект-Императору, но, вне всяких сомнений, он изогнул стрелу его внимания таким образом, будто принадлежал именно ему самому…
Вдали от сверхъестественного пламени, посреди зеркально-чёрного пола воздвигалось жуткое видение – нечто вроде трона, угадывающегося во множестве торчащих, словно шипы, массивных цилиндров, змеящихся наростов и извилистых решёток. Престол Крючьев, понял он, нечестивый трон короля Силя. Седалище кривилось и выпирало мириадами углов, выпячивая в пещерный мрак зала какие-то абсурдные измерения и плоскости. Пол, внезапно осознал Маловеби, кончался сразу за этим громоздким сиденьем, обрываясь в пропасть, казавшуюся слишком необъятной, чтобы быть сокрытой от взора Небес. Бездну населяли отблески, отбрасывающие на противоположную сторону зала тени, указывающие на какую-то ошеломляющую конструкцию. Старый Забвири как-то показывал ему внутреннее устройство водяных часов, и сейчас, всматриваясь в этот непостижимый механизм, Маловеби испытывал точно такое же чувство. Он видел то, что являлось стыками и каналами, по которым циркулировали некие вполне мирские силы, не имея при этом ни малейшего представления о характере и природе этих сил…
Не считая того, что вместилища их были невообразимо огромными.