– То, что ты видишь, – невнятно пробормотал дунианин с оголёнными зубами, – продукт Текне. Сама конструкция его плоти несёт на себе отпечаток вмешательства интеллекта.
– Они были кастой воинов, – продолжал обожжённый, – созданной так, чтобы испытывать непреодолимую тягу к совершению всех разновидностей греха и, в конце концов, обременить свои души таким проклятием, чтобы малейший проблеск Обратного Огня был способен возродить их рвение и пыл.
Что толку осыпать Ликаро проклятиями?
– Так, значит, они и сами – нечто вроде шранков? – спросил Анасуримбор.
Но что ему ещё делать?
– Их плоть, – ответил заключённый в проволочную клетку дунианин, – несёт и клеймо их миссии.
Лучше ненавидеть, чем отчаиваться.
– В них была заложена нерушимая убеждённость, – добавил его одноглазый собрат. – Извращённая Вера, предполагающая преумножение собственного проклятия как стрекала, побуждающего их к обретению спасения.
Отражение Аспект-Императора, даже превосходя своими размерами образы Изувеченных, было при этом наименее отчётливым. Казалось, будто его окружают и сжимают капельки смолы, как-то оказавшиеся внутри наплыва инхоройского золота.
– А каким образом, – спросил Анасуримбор, – их древние прародители снискали своё собственное проклятие?
– Отцы инхороев? – переспросил тот, что с оголёнными зубами. – Уверен, ты уже знаешь ответ…
– Боюсь, что нет.
– Чересчур приблизившись к Абсолюту, – ответил обожжённый.
К Абсолюту?
– Ясно, – молвило золотое отражение Аспект-Императора.
Серва бросилась бежать по неровному, ухабистому своду гати, чувствуя, как её сожжённая кожа трескается, превращаясь в острова и целые архипелаги, и, хотя она способна была счесть каждый пузырящийся атолл, это не тяготило её, ибо она мчалась как ветер – летела слишком быстро, чтобы ярмо плотской боли способно было сдавить её. Её муки волочились следом за нею, побуждая Серву всё больше ускоряться, устремляясь в разворачивающуюся впереди паутину ощущений и чувств. Она видела, как мириады теней сжимаются, вставая перед нею густыми трепещущими зарослями… лишь для того, чтобы впитаться прямо в неё – в стройную девушку, сливающуюся с темнотой. Она видела, как растерзанный зев Оскала разверзся и поглотил её – искрошенный чёрный камень, выступающий или свисающий с парящей золотой оболочки. Она вдохнула вонь столь отвратную, что та заставила её кашлянуть – раз, а затем другой.
Она оказалась внутри Ковчега.
Колеблясь от замешательства, она помедлила. Отсюда Серва едва слышала вопли Орды.
Неужели ей удалось проскользнуть незамеченной?
Чудовищная крокодилья морда ухмыльнулась в сиянии собственной огненной отрыжки…
Она воздела руки, припав на одно колено.
Пламя вспыхнуло, поджигая слюну, словно нефть или горючий фосфор… и соскользнуло с её истерзанной кожи, как вода с промасленной ткани, обдав её жаром детских воспоминаний и ужасом древних времён. Она отпрыгнула назад и вправо, сделав кувырок, позволивший ей проскочить над огненным выдохом, и в этот самый миг впитала в себя каждую освещённую поверхность, выстраивая схему своего движения, ибо она ощущала девяносто девять хор, парящих где-то в пространствах вокруг неё, и знала, что протянутые в их сторону нити ведут к нечеловеческим лучникам. К тому моменту, когда точки небытия рванулись в полёт, она уже вновь мчалась, пробегая по полу, покрытому треснувшими и измельчёнными костями…
Поверхность, сплошь покрытая остовами трупов.
Остаточные завитки пламени плясали на лужицах догорающих потрохов. Проём Внутренних Врат оставался единственной серой полосой в абсолютной черноте, пожравшей всё вокруг и оставившей ей только время и память.
Но отпрыскам Анасуримбора Келлхуса большего и не требовалось.
За Оскалом находился обширный атриум нескольких сотен шагов в поперечнике, окружённый целым лесом колонн, несущих на себе этажи за этажами, каждый из которых кренился и заваливался набок, точно палуба идущего ко дну прогулочного кораблика.
Возможно, некогда это место выглядело величественно, будучи чем-то вроде переливающегося всеми цветами радуги монумента, однако ныне оно было не более чем грудами мусора и скопищем жалких лачуг, ютящихся на отвесных склонах отсутствующей горы. Мусор и груды обломков образовывали пол, на котором находились они со Скутулой, остальная же часть атриума практически целиком была завешана бесконечными рядами полусгнивших тканевых штор и гамаков, свисающих с восходящих ярусов.
Враку, свернувшись кольцом, возлежал вблизи центра атриума. По меньшей мере десять отрядов
Гораздо больше, чем она надеялась.
Оставалось ещё восемьдесят восемь Безделушек.
Абсолют…
Айенсис использовал этот термин для обозначения коллапса желания и объекта, Мысли и Бытия.