Неделя приключений

Ребята затаились, прижавшись трепещущими телами к сырому песку. Они ожидали, что вот-вот с обрыва свесится лошадиная голова и скажет человечьим голосом: «А где вы тут, голубчики? Пожалуйте-ка на расправу!»

Но над обрывом показалась не лошадиная, а Федькина голова и спокойно, словно ничего особенного не произошло, сказала:

— Чего в реку попрыгали? Вылезайте, это Топся.

Голова скрылась, и ласково зажурчал Федькин голос:

— Топся, Топсенька пришёл, не забыл… На-ка вот, поешь хлебца.

Послышалось шумное дыхание, затем ритмическое истовое чавканье.

У Сёмки отлегло от сердца. Он счастливо засмеялся и первый вскарабкался на полянку. Остальные члены экспедиции последовали его примеру. Все трое предусмотрительно уселись на самом краю обрыва, словно воробьи на заборе. Топся, лошадь вороной масти, захватывая мягкими губами с Федькиной ладони очередной кусочек хлеба, скосила на ребят один глаз. Во взгляде этом не было ничего дьявольского, наоборот, он казался вполне доброжелательным. Однако Витька сперва внимательно пригляделся к лошадиным ногам и, лишь убедившись, что с ними всё обстоит благополучно, ворчливо обратился к Федьке:

— Что же ты пугаешь? Сёмка из-за тебя в реку шарахнулся. Хорошо ещё, что я за ним прыгнул, удержал.

— Не в реку, а в пролив Отважных, — поучающе произнёс Спартак.

— А зачем вы пугались? — сказал Федька тем же ласковым голосом, каким разговаривал с Топсей. Он не переставал поглаживать лоснящуюся при свете костра лошадиную шею. — Топся же умный конь, почти как человек. Из-за этого даже председатель перестал на нём ездить. Бывало, запряжёт в тарантас, а дорога мимо нашего дома. Топся сейчас р-раз — и прямо к окнам. Иван Кириллыч, председатель-то, за вожжи дёргает, орёт, чертыхается, а Топся хоть бы хны. Подойдёт к избе и давай мордой об наличник тереться. До тех пор с места не тронется, пока я ему хлеба с солью не подам. Ну, председатель взял да и определил его на корчёвку. «Я, — говорит, — нищим не податчик…»

— А откуда он здесь-то взялся, твой Топся?

Топся, словно понимая, что говорят о нём, запрядал ушами, дважды утвердительно кивнул головой и потянулся к Федьке, раскрыв розовые губы, обнажив два ряда белых слитых зубов.

Федька прижался лицом к Топсиной морде, смеясь, точно от щекотки, потёрся об неё щекой.

— Я тут часто рыбачу. Он почует меня и приходит. Тёплый, чертяга… Кони в ночном выгуливаются. Тут недалеко, у Старой мельницы. Я сам сколько раз…

— Подожди, — перебил Спартак. — Что это за Старая мельница?

— Обыкновенная, водяная. Только забросили её давно. Она развалилась, ольхой заросла, сам чёрт ногу сломит…

— А как к ней пройти?

Спартак подался вперёд с таким тревожно-выжидательным видом, словно вот-вот должен был услышать величайшую тайну.

Федька легонько отстранил Топсину морду, внимательно посмотрел в глаза Спартаку.

— Зачем тебе?

Спартак оглянулся на друзей. По их исполненным напряжённого любопытства лицам он понял, что они угадали ход его мыслей и также с нетерпением ждут Федькиного ответа.

— А! Была не была! — сказал Спартак и достал из кармана карту, торопливо развернул её на колене, бросил Федьке: — Смотри сюда.

Федька склонился над картой.

— Это и есть Старая мельница? — Спартак подчеркнул ногтем домик, нарисованный под верхним обрезом карты.

— Ну да, — сказал Федька. — А речка — Содушка. В Сужу впадает, здесь недалеко, за поворотом…

Его глаза неожиданно зажглись тревожным блеском, на лице выступил лихорадочный румянец.

— Ну-ка, дай-ка, — быстро сказал он и потянулся к карте, но Спартак проворно спрятал её за спину.

— Только в моих руках…

Федька засмеялся одними губами. Глаза были серьёзны, и в них чувствовалось беспокойство.

— Да нужна мне ваша бумажка, — сказал он с наигранной небрежностью. — И так всё ясно. Вы по ней сокровища будете искать.

— Ты почему знаешь? — наивно удивился Сёмка.

— Спартак же сам сказал. Интересно, где вы эту карту добыли?

— Где добыли, там её нет, — немедленно парировал Витька, опасаясь, что друзья могут проговориться. Он наблюдал за Федькой, и ему показалось, что тот взволновался, увидев карту. Возможно, он кое-что знает про сокровища?

— Уха сварилась, — сказал Федька. Он успел овладеть собой, лицо его приняло безразличное выражение. Помешал ложкой уху, вытянув губы трубочкой, обжигаясь, шумно втянул в себя мутную жидкость. Потом снял котелок с костра.

— Пусть поостынет.

Встал, похлопал Топсю по крупу.

— Ну, марш домой!..

Конь повернул к нему голову, грустно прикрыл веками умные добрые глаза и послушно удалился. Кусты сомкнулись за ним, некоторое время доносился шорох листвы, затем наступила тишина.

— Значит, не скажешь, как пройти к Старой мельнице? — сказал Спартак, поудобнее усаживаясь около костра.

Федька задумчиво погладил воображаемую бороду.

— Зря вы всё это затеяли, — проговорил он, не пытаясь скрыть досаду. — Не найти вам никаких сокровищ.

— Почему? — встрепенулся Спартак.

Федька взглянул на него с сожалением, причмокнул, сокрушённо покачал головой.