Неделя ущербной луны

Но работа работой, прикидывал последнее время Илья, а жена — это совсем другое. Ему уже двадцать два, отслужил армию. И чего еще ждать — такие, как Ульяна, на дороге не валяются. Правильно говорит Фролка. Вот взяла и открыто привела к себе в дом — вчера, как только они приехали с базы. Было еще рано, часов семь утра, и он сразу, едва разгрузили машину, заскочил к ней в столовую. Побежал, как был — в рабочей хэбэшке. Переодеваться ему не надо, — то ли он был в костюме каком, когда увидел ее в первый раз и она увидела его тоже — это еще в апреле, когда они ездили с Фролкой на предыдущий профиль. Трудно теперь сказать, почему так вышло. Вдруг увидел ее, и чем-то приглянулась она сразу, и он тут же заговорил с нею, чувствуя, что земля уходит у него из-под ног. А в другой раз сам себе удивиться не успел — пригласил ее погулять. Они ходили за Волчьим оврагом на месте старой барской усадьбы, среди лип да сирени, заполнившей весь взлобок, сидели да опять ходили в обнимку; оттуда долго все видно вокруг, солнце скрыться-то скрылось, но кругом светло и светло, и зорька все ширилась и наливалась, а к полуночи развиднялось небо до самого купола, и только с южной стороны и уцелели какие звезды — да и то стали блеклыми, как на линялом ситце. А Чоусма внизу вся укуталась в молочном тумане, только челночные озы[1] плыли и плыли темными островками, что твои лодки на озере, а лохматые края тумана, достигнув низовья водоразделов, бесследно исчезали в набрякшем темью и немотой сосняке.

А тут, вчера, он забежал сказать, что теперь все лето будет рядом с нею, в лагере за бором. Ради тебя, мол, ушел от буровиков к съемщикам. Ульяна переполошилась, ойкнула, закраснелась вся, и девчата со смехом отпустили ее на часок.

Ему нужно было в лагерь, палатки натягивать, а она повела его к своей матери.

Пошли посреди деревни, она слева, он справа, и не то чтобы под ручку, конечно, но и не через дорогу друг от дружки, и у баб и девок у сельповской лавки в один момент вылетело из головы, о чем это они только что судачили, кому перемывали косточки. «Ульяна! — крикнула им вслед самая бойкая. — Ты че это набутусилась, глаза-то подыми с дороги, а то не ровен час мимо дома проведешь жениха-то!»

И Ульяна, конечно, налилась, маковым цветом — вот-вот шаять начнет, открыла плечом воротца во дворе, а в сенцах, столкнувшись с матерью, черпавшей в чугунок воду из деревянной бочки, бухнула прямо с порога: «Это, мама, Илья и есть, я уже говорила тебе!»

Ничего, попили чаю. А в первый момент у старухи чугунок чуть из рук не выпал. Поглядели фотографии в альбоме и на стенах, об урожае на нынешний год побеседовали, — а про их отношения с Улькой, про то, о чем каждый в те минуты думал, не обмолвились и словечком. Он ждал, может, сама матка, как старшая, первой закинет удочку — ну, как вы там, дескать, думаете, — и он приготовил, конечно, на этот случай свое твердое мнение. Что, мол, тут много думать, дело ясное: поженятся они к концу полевого сезона, и вся недолга! «А почему это только к концу?» — последовал бы наводящий вопрос, и он бы и тут за ответом в карман не полез: да потому, мол, перво-наперво, что не в палатке же им жизнь начинать, времена не те, — жизнь теперь идет широкими кругами, и без шалаша, как говорится, можно вполне обойтись. Снимут комнатку, к примеру, а на кровать и прочую обстановку деньжата к концу сезона у него подкопятся, надо думать.

Тут будущая теща могла зайти во фланг и ударить кинжальным огоньком: а почему, дескать, мил женишок, не пожить бы вам первое время у меня? — изба просторная, две комнатки и кухня с сенцами — чего еще для троих-то надо?

Вот этого вопроса опасался он пуще всего, — убедительного ответа на него ни для будущей тещи, ни для будущей жены у него не было. Затем и ходил к ней, к Ульке, вчерашним поздним вечером, чтобы еще и еще раз объяснить, что не может он бросить ребят и уйти от них в самый разгар полевых работ, — и без того каждый человек на учете, а тут на тебе! Да и кто, скажут, подвел: рабочий четвертого разряда Илья Данилов! Постоянный кадр и член компартии к тому же. А жить на два дома — об этом лучше и не думать.

Словом, соображения на этот счет у него были крепкие, и поэтому шуточки мастера и ребят насчет невесты он принял, как само собой положенное: шутят — и ладно, и хорошо, что шутят, значит, не сон все это — есть у него Улька! И никуда не денется, пока он сам тут живехонек-здоровехонек и месит каждодневно эти чоусминские болота.

3

Пополудни они пересекли правобережную долину Чоусмы в четвертый раз. Двигались по спирали, перемещаясь вниз по течению реки. Несмотря на перепадавшие в эти дни дожди, в пойме воды заметно убавилось. Паводок шел на убыль.