Неделя ущербной луны

От привязался, научная душа! К ним — со своей болячкой, а они к тебе — все с этим проклятым производством геологическим, век бы его не бывало. Разочарован был Семен. Чего понесла его нелегкая в эту геологию? А все оттого, говорил он теперь себе, что стоило ему только один раз сорваться с места. Два года назад вышел из колхоза, устроился на железную дорогу обходчиком. «Своя делянка пожни!» — вот что ему глаза застило. Несколько соток вдоль полотна, на так называемой полосе отчуждения. Ну, делянка. Ну, своя — каждый год у председателя просить не надо, на поклон не бегать, и проценты заработанного на сеноуборке тоже можно было не считать. Да кто же знал, что именно это свое сенцо поедом съест всю его душу, — ведь пока его выходишь, да уберешь вовремя, да свозишь на поветь — оно тебе запомнится-таки. А еще вот как летошний год засуха приперла, былка там, да былка там: с копешку-другую и набрал на своей персональной-то пожне. А другие паньшинцы, что поумнее его оказались, и в засушливый год обеспечили своих коров сеном: у колхоза угодья в понизовьях Чоусмы богатые, да по кустам прикосить разрешили — вот и набрали без особой заботушки. А он к этому времени, плешивый дурак, и жену успел сбаламутить: ушла из бригады, устроилась в будку на переезде — дескать, одни сутки напролет казенные, а уж зато вторые — твои как есть, что ночь, что день. Ан опять просчитались: теперь через сутки корова недоенной остается, не говоря уже о прочем в домашнем хозяйстве, да и ребятня почувствовала волю — сами себе хозяева! И тут-то, как раз после Майских, подвернулся Фролка-мастер: уговорил в три минуты, пока их машина стояла на переезде. Насулил горы золотые, куда там! Мол, и сена, как геолог-то, прямо на участках накосишь, между делом, и дом-то под боком, и зарплата завидная. За три дня насмотрелся Семен и на эту жизнь, и не то что не по силам упираться в патрубок, а просто стынет все на душе от непривычной, непонятной этой работы, — еще тоскливее, чем на путях. А тут еще Илья Данилов подлил масла в огонь. Дескать, вот осушат они все болота ло Чоусме, распашет колхоз торфяники, засадит урожайной капустой — кочаны в добрый обхват накрутятся! Только тебя, мол, Семка, обратно в колхоз не примут. А где, спросят, находился ты все это время, когда у колхоза таких доходов не было?.. Вот где теперь его болячка, вся душа у Семена выболела, а у этих, городских, одна на уме забота: научный интерес соблюсти.

— …И не спрашивай, товарищ, — ответил Семка на вопрос Андрея о месте скважины, — сплошной кочкарник вокруг!

С угрюмой деловитостью, обеспокоившей Лизу, Андрей поднял с травы свою полевую сумку, сунул карту в рабочее, под целлулоидом, отделение, переложил компас в нагрудный карман энцефалитки и, не говоря ни слова, направился прямиком на Фролкин профиль. Через ту же болотину, где мастер вчера чуть богу душу не отдал.

Костя еще с минуту словно раздумывал, потом сорвался с места — выдернул из земли бур, сложил в ящик и, с грохотом вскинув его на плечо, устремился за инженером.

— Ты же утонешь с этим железом! — запоздало крикнул вслед Славка. Он вскочил, пробежал немного за Костей. — Оставь, говорю, я унесу его в лагерь!

— Не шуми, чего раскричался… — коротко приказал начальник отряда. Но техник будто не слышал — он снова побежал за Костей, догнал его внизу, у ручья, прошелся рядом, жестикулируя и пробуя сдернуть с плеча ящик. Костя приостановился, что-то сказал Славке, и тот отстал, — стоял на месте, пока инженер и музыкант не скрылись в пойменном чахлом березняке.

Лилявский не сразу заметил, как исчезла куда-то и Лиза. Ругая себя, что с утра вырядилась в босоножки, в которых бежать за Андреем в болото было по меньшей мере глупо — только навредила бы тем самым человеку, она тут же у столовой села в кабину попутной машины. Намерение ее было твердое — привезти дядю. Начинались события, думала она, в которых Евгений Иванович должен был участвовать непосредственно, а не через телефонную связь.

На траве осталось в кружках недопитое пиво. Лилявский хмуро глянул на небо. Жарко. Опять парило перед дождем. Как зарядит, особенно к вечеру, так и шумит всю ночь напролет. Да еще с грозой. Никогда так не начинался у него сезон. Все опостылело в два дня.

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

1

Веревку пришлось разрезать ножом, узел был затянут на совесть. Растирая затекшие руки, Фролка первым делом попросил закурить.

— Молодцы… — сказал Андрей. — Ах, какие молодцы!

Илья безучастно сидел на земле, спиной ко всем. Башлык его энцефалитки и лопатки были перепачканы смолистой корой.

— Кустари-одиночки, — добавил от себя и Костя, плашмя растянувшись на земле; он выдохся с этим буром дальше некуда, хотя и нес его попеременно с Андреем.