Неделя в декабре

В доках Кале он сел в пригородный автобус, но затем увидел впереди такси, из которого высаживались пассажиры. Хасан подошел к водителю автобуса и попросил выпустить его. Двойные двери, зашипев, разъехались, Хасан тут же вскочил в такси и сказал шоферу: «Centre ville»[41] («Нет, не „сонтру ви“. Тут должно звучать „л“: „сонтру вил“», — внушала ему Шахла.)

Сразу за доками стояли бары, именовавшиеся Le Pub и Le Liverpool,

у них, по представлениям Хасана, выгружались из автобусов возвращавшиеся после футбольных матчей уже начавшие блевать английские болельщики.

Таксист попытался завести с ним разговор, и Хасану пришлось сказать pardon, вытащить из кармана сотовый и имитировать телефонный звонок. Он заранее прикинул, не изобразить ли ему глухого, не обзавестись ли бросающимся в глаза слуховым аппаратом, но решил, что глухие пакистанцы, добирающиеся до Кале на такси, встречаются здесь скорее всего не часто. Будьте обычными людьми, всегда обычными, наставлял их Салим.

Хасан вышел из машины перед огромным зданием ратуши. Таксист дал ему карточку со своим номером и сказал, насколько Хасану удалось понять, что стоит ему попросить — и из любого магазина вызовут именно эту машину. Чтобы немного собраться с мыслями, Хасан решил осмотреть роденовских «Граждан Кале». У печальных мужчин в оковах и широких одеждах были чрезмерно большие, плоские ступни, некоторые из этих «граждан» походили скорее на бронзовых обезьян, чем на членов городского совета.

Было три часа дня, а уже начинало смеркаться. Прихватить из дому перчатки Хасан забыл, и теперь у него мерзли руки. Зимой они мерзли всегда, что объяснялось, по-видимому, генетической слабостью, унаследованной им от предков из теплой долины Мирпур. Или эта мысль слишком стереотипна?

Хасан пошел по украшенному робкими рождественскими фонариками бульвару Жаккар. Заглянул в аптеку, над которой висел большой светящийся зеленый крест. На двери аптеки значилось: «Edith Dumont. Pharmacien»;

за дверью царила отчужденная пустота. Хасан представил себе, как аптекарша спрашивает: «А зачем вам столько краски для волос?»

Ответ у него имелся: «Je suis coiffeur».[42] «Же сви куафер». Хасан специально попросил Шахлу произнести эту фразу, когда играл с ней в воображаемые разговоры с людьми, которых он встретит, отдыхая во Франции. А кроме того, он выпросил у хейверингского парикмахера несколько его визитных карточек.

Впрочем, взгляд у Эдит Дюмон оказался слишком уж неприветливым. Хасан зашел в магазин на другой стороне улицы, потом еще в один, уже на бульваре Гамбетты, однако набраться необходимой для нужной ему покупки смелости так и не смог. Удивительное дело, во всех этих магазинах продавалось многое множество гомеопатических средств, «produits veterinaries» — собачьего корма — и тоника для кожи, на рекламе которого красовались голые женщины с отливавшими золотом телами. В конце концов он забрел в супермаркет на дальнем конце крытого торгового центра. Здесь, по крайней мере, разговаривать с кем-либо не требовалось, нагрузить тележку всем необходимым он мог самостоятельно. Хасан пошарил глазами по потолку, отыскивая телекамеры, однако ни одной не увидел — возможно, их укрывают здесь лучше, чем на его родине.

Отдел «Cheveux»

[43] оказался огромным, но продававшиеся в нем пузырьки с перекисью водорода были такими крошечными, что Хасану пришлось бы скупить их все до единого и попросить, чтобы со склада еще принесли. В отделе хозяйственных товаров продавались разные варианты чего-то, именуемого «жавель» — в достаточного больших бутылках, — однако активным элементом «жавеля» был хлор, отбеливатель, конечно, но не того типа.

Хасан торопливо покинул перегретый супермаркет с его тихой музыкой и сладкими ароматами, миновав при этом магазин женского белья с рекламным плакатом, на котором кафирская женщина в алых подвязках прижимала груди к стеклу витрины, и выскочил на морозный воздух.

Он отыскал узкий проход, в котором его никто не увидел бы, и склонился, чтобы прочесть короткую молитву.

Зайдя в открытую круглые сутки закусочную на бульваре Лафайет, он заказал блюдо, название которого мог произнести без каких-либо затруднений — «Une omelette»,

и протянул официантке карточку таксиста.

— Pouvez-vous…

— Oui, oui.[44] — О такой услуге ее явно просили не в первый раз.

Через десять минут Хасан сидел на заднем сиденье надушенной чем-то противным легковой машины, везшей его за черту города, к парикмахерскому поставщику, адрес которого он откопал в интернете, распечатал и теперь молча вручил листок с адресом водителю. Минут через пятнадцать он уже был в магазине, на окраине промзоны; в нем, совсем как в лондонском магазине стройматериалов, от прилавка уходили вглубь стеллажи с разного рода товарами.