Читаем Недетские сказки полностью

Именно поэтому Комната и выбрала в качестве основного тактического оружия для штурма иллюзорных твердынь Шкафа, которыми он окружил свою собственную персону – слухи и сплетни. И не важно, какую глупость ей придется озвучивать – важно, что Шкафу потом придется оправдываться.

Кому хоть раз в жизни приходилось оправдываться, тот знает, что напрасно даже пытаться возражать – тебя никто не будет слушать: и скучно, и малоубедительно, и слишком поздно…

Но планы планами, а к результатам приводят лишь поступки.

– Кто-нибудь может ответить мне, как поживает моя любезная подружка!? – приказным тоном осведомилась Комната. – Госпожа Моль! Ты, случаем, не задремала в своем чистошерстяном гнездышке?

Стоило Моли услышать свое имя, как она тут же с коронным возгласом «Allez hop!» стремительно вылетала из своего жилища. В полете она привычно исполняла несколько замысловатых сальто и всегда эффектно останавливалась в центре Комнаты – будто на арене цирка.

– А вот и я! – и в этот раз, но уже несколько по-старушечьи, воскликнула Моль. Кто мог ожидать от нее такой бравады – в ее то возрасте?!

– О, Милая моя! Радость моя! Как я счастлива вновь увидеть свою самую близкую – единственную подружку! – не скрывая фальши приторно-слащавым голосом возликовала Комната.

11

Окружение у Комнаты всегда было минимальным – старый шерстяной ковер и Моль, живущая в нем же. Шкаф – как самостоятельную персону она в принципе не рассматривала.

– В первую очередь он свидетельствует о моей сословной принадлежности, – раз и на всегда определила она. – Все остальное является следствием первого.

Но обстоятельства сложились так, что Шкаф не вписывался в ее сценарий, поэтому утверждать, что отношение Комнаты к Шкафу основывалось исключительно на романтических чувствах, было категорически неправильно. Ее отношение к нему носило характер скорее романтической прагматики или лирического расчета.

– Шкаф, несомненно, хорош, и породнится с ним было бы куда полезней, чем просто смотреть на него со стороны. Вот, если бы мы с ним стали парой, возможно, тогда и ко мне перестали бы относиться, как к несостоявшейся Парадной Приемной, -мечтательно, но в то же время абсолютно трезво рассуждала Комната. – Если честно, мне действительно не хватает нескольких благородных штрихов.

Комната никогда не врала себе.

– А какой смысл притворяться перед собой? Придуриваться и играть нужно перед другими, вдруг сработает, – искренне рассуждала она. – Что может быть глупее, чем врать себе?! Только полные идиоты верят в то, что сами же и изображают!

Комната никогда и ни с кем не церемонилась, и не испытывала неловкости из-за своей прямоты, которая скорее была похожа на грубость, а не на простодушие. И в отношениях с Молью она никогда не скрывала высокомерия:

– Быть хамкой утомительно, но так всегда ведут себя с теми, кто лишен возможности возразить или дать сдачи.

Поэтому, когда Комната решила раскрутить тему привидения в Шкафу, она не очень-то и старалась быть вежливой.

– Перед кем я должна начать претворяться?! Перед Молью?! – возмутилась Комната. – Подумаешь, Моль! Старомодный артефакт – приспособление для утилизации одежды!

Она понимала, что чаще проигрывают те, кто сразу выкладывает все карты на стол, поэтому, исключительно из осторожности, на всякий случай, она решила держаться с Молью, на сколько возможно, по-приятельски.

– Ты, как всегда, сияешь, будто только что от портнихи! Или сидишь на новой диете? – с трудом подавляя приступы злорадства произнесла Комната, небрежно рассматривая Моль. – Не спрашиваю о делах, потому что все равно не смогу ничем помочь. Я слышала, что золотое и серебряное стало модно носить даже днем?

Моли не раз приходилось терпеть высокомерие Комнаты – с чем только не примиришься, если нет иного выбора.

– Нет ничего глупее, чем напяливать на себя первую попавшуюся яркую тряпку, лишь бы привлечь к себе внимание, – не заметив реакции на свой выпад, уже совсем агрессивно продолжила Комната. – Не завидую тем, кто всю жизнь вынужден носить вышедшие из моды царственные обноски!

Все это произносилось с таким наивным видом, что со стороны никто не смог бы заподозрить ее в агрессии.

– Счастье мое! Ты не поверишь, но мое отношение к тебе – больше, чем дружба, – профессионально парировала Моль. – Ты настолько похорошела! И выглядишь намного лучше, чем в прошлый раз. Помнишь, какой развалюхой ты была тогда? Принимаешь специальные препараты? Или это Сквозняк так на тебя влияет?

И не дав Комнате опомниться и перехватить инициативу, она тут же продолжила.

– Какая диета может быть у меня?! О моем рационе ты знаешь лучше других: ковер на завтрак, на обед и на ужин. На эту старую шерсть я уже и смотреть не могу без содрогания. Но это все же лучше, чем вообще ничего или синтетика.

Случайных свидетелей у них во время приветственной пикировки точно не было – и вешалки и Одежда внимательно следили из Шкафа за каждым их словом.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза