Недометанный стог (рассказы и повести)

Вновь подошли к турбазе. Замолчал мотор, наступила дивная тишина. Пассажиры сходили по трапу на берег, на свежую траву, в тишину, в бодрящие весенние запахи. Некоторые молодцы даже прыгали с борта, рискуя угодить в ледяную на вид воду. Мы с одним мужчиной сходили самыми последними по довольно простой причине: оба прихрамывали, оба были с палками, оба осторожничали.

— Война? — спросил я, взглядом показывая на палку.

— Нет, — ответил он. И засмеялся. — Или мне столько лет дать можно?

— Да ведь всякое случалось. И детишками попадали, — постарался я увильнуть от признания своей ошибки.

Действительно, что же это я не посмотрел, что он моложав, даже очень. Был мой спутник высок, темноволос, красив, но шагалось ему трудно. Так и получилось, что до конца поездки пробыли мы с ним рядом. Вдвоем нам было удобнее, что ли.

Молодежь ударилась в лес, аукалась между могучими и ширококронными соснами. Уже и транзисторы заработали на полную мощность. Всем здесь понравилось, чувствовалось, что публика не прочь бы организовать тут пикник.

Но теплоход и к дал требовательный гудок, потом второй, заявляя, что стоянка окончена, и все потянулись к нему.

Теперь уже и мы с моим новым знакомым, Петром, стояли на палубе и смотрели, как приближается остров с Иверским монастырем на нем.

Иверский монастырь расположен исключительно красиво, впечатляюще. Остров посреди озера, а на нем стены, строения, купола. Главное здание — Успенский собор — построено было чрезвычайно быстро, чуть ли не за год. Теперь полтора десятка лет восстанавливается и, пожалуй, скоро будет восстановлен. Но о большой истории Иверского монастыря вспоминать не стоит: люди, интересующиеся русской стариной, ее знают, а тем, кто не интересуется, она и ни к чему.

Новый добровольный экскурсовод, лишь только мы сошли на остров, стал рассказывать историю о монахе. Слыхивал я ее в разных изложениях и читывал тоже не совсем в одинаковых интерпретациях. А тут розовощекий и приземистый старикан оказался прямо-таки поэтом.

— А она все ждала, все по берегу ходила, сама не своя. Хоть и бушевало озеро, а она знала, верила, что он плывет. А когда он тонуть начал, сердце ей весть подало. И она бросилась навстречу ему. Не много друг до друга не доплыли, только бы руки протянуть, — и потонули. А души их в озерных чаек превратились…

Все слушали и смотрели на чаек, взлетавших над хрустальной ширью и садившихся на водное зеркало.

Дело в том, что существует рассказ, о пять-таки местная легенда, что один монах влюбился в красавицу поселянку, а она в него. И по ночам плавал он на свидания к ней, А в одну бурную и холодную ночь — кое-кто приурочивает это событие к весне — не доплыл до любимой, утонул.

— Ну, еще одна бывальщина, — иронически заметил я, когда толстячок кончил говорить. — Теперь кто-нибудь еще чего-нибудь придумает.

Мы несколько поотстали от основной группы, входившей в проем стены — бывшие ворота. Петр слушал мой ворчливый комментарий, но вдруг запротестовал:

— А я, знаете, верю этому: сердце весть подает, сердце — вещун… У меня у самого таких два случая в жизни были. И уж настолько памятны!

— Да и у меня бывало, — сказал я, стараясь не сбиваться с насмешливого тона. — Скажем, один раз в Ярославле…

И я рассказал Петру, как я однажды нечаянно-негаданно очутился во Владимире.

В Ярославском книжном издательстве я встретился с известным владимирским прозаиком Н. Мне всегда нравилось его творчество, и я мечтал познакомиться с ним. Оказалось, что и он интересуется моей работой. Нас познакомили, и — слово за слово — мы оказались в ресторане при гостинице с гостеприимным названием «Медведь», где, кстати, и находились, неподалеку один от другого, наши номера.

Надо отметить, что был декабрь, самое глухое время, да к тому же вьюжило, пуржило, так что завечерело чуть ли не сразу после обеда. Вышли мы на улицу подышать свежим воздухом и оба загрустили.

Мне совсем нельзя выпивать в чужом городе: становится одиноко, тоскливо и грустно до невозможности. Ничего не интересует, хочется уехать, все равно куда. Видимо, такое же состояние было и у Н. И он вдруг предложил:

— Что мы здесь еще ночь валяться будем? Тоска смертная. Махнем во Владимир?

Сказано — сделано. Сдали номера. Все вопросы были решены чуть ли не мгновенно. Закипела в нас энергия путешественников и первопроходцев. Но оказалось, что все общеизвестные виды транспорта на Владимир… отправились раньше. И нам остается ехать на… такси.

Это мы и сделали. Тот, кто знаком с российскими просторами, легко представит себе размер и размах этого предприятия. К тому же прямая дорога была закрыта из-за ветеринарного карантина на одном ее участке, и мы поехали через Москву!

Шофер, к которому мы обратились, оказался человеком бывалым. Он не спросил у нас ни документов, ни справки из психиатрической больницы. Он просто-напросто включил зажигание и заявил, что мы будем должны оплатить ему обратный холостой пробег, ибо вряд ли он, по его выражению, где-нибудь еще найдет таких пассажиров.