Говорить о Тае совершенно не хотелось. Но разговор так или иначе свелся бы к ней, потому что она скоро должна была выйти на сцену. Отчего сердце колотилось в бешеном ритме, и я не мог найти этому разумного объяснения.
— Да ладно тебе, Суровый, кончай юлить. Расскажи лучше, откуда взял эту малышку, с которой постоянно таскаешься? Илонка же не слепая и заметила, что соперница на горизонте.
— Девчонка мне вообще никто и никому не соперница, она просто тут выступает. Как и остальные из консерватории.
— Отлично. Тогда подкачу к ней яйца, — обрадовался Гриха, а меня скрутило спазмом дикой неконтролируемой злобы из-за того, что этот ловелас посягает на нее. Девки западали на него только так. С силой сжав зубы, я пытался сдержаться и не выпалить слова, о которых потом пожалею.
Слова протеста. Но какого хрена я ревную? Какого хрена не хочу подпускать Гриху, да и любого другого к этой девушке? Ответ напрашивался сам собой, вот только мне он не нравился. До усрачки не нравился. Этот честный ответ менял абсолютно все.
— Никто ни к кому подкатывать не будет, — опередил меня Саранча, да только не защищая Таю, а напоминая о том, о чем я пытался всеми силами забыть: — Артистки пойдут с молотка. Сечете? И ставлю на то, что заработаем мы на этом нехило. Ну и они тоже, ясен пень.
— Кредиты закроем в первую очередь… — начал мечтать Гриха, но дальнейшая беседа потеряла для меня всякий смысл, а затем и окружающая реальность перестала существовать, потому что на сцене образовалось временное затемнение, а после красный круг света словно выжег во тьме огненное пятно, и из него появилась женская тоненькая фигурка.
Девушка со скрипкой, в маске и с распущенными волосами, кокетливо прикрывающими все запретные места, напряженно сидела на высоком позолоченном стуле.
И я огромным усилием воли удержался на диване, тогда как хотелось вскочить, ринуться к ней и утащить со сцены, спрятать только для себя, для личного пользования, чтобы ни одна гнида не таращилась и не смела трахать ее взглядом.
А потом она взялась за смычок и прикоснулась к струнам, и заунывная плаксивая мелодия полилась в зал, будто стон или мольба. Не знаю, как назвать. Но казалось, что Тая о чем-то скорбит или исполняет свою собственную лебединую песню.
Она будто разрезала каждым движением смычка мои нервы, а музыкой оплетала, словно прочной паутиной, захватывая в свои сети. Она порабощала, и я не мог оторвать от нее взгляда, завороженный и прикованный невидимыми цепями, чувствуя в паху болезненное тягучее напряжение.
Желание проснулось мгновенно и распространилось по телу, как пожар, поджигая меня изнутри.
Что ж, сам себе подписал приговор, когда решил наказать ее таким вот способом. Добился только одного — наказал сам себя одержимостью этой девушкой, запретной для меня.
«Она принадлежала отцу, раздвигала перед ним ноги и пользовалась его деньгами. Она продажная, развратная, хитрая…» — убеждал я себя снова и снова, но всё, что видел, это Таю во многих ипостасях.
Ее светлую добрую улыбку, изящные движения, робкий взмах густых ресниц, умоляющий взгляд, болезненное прозрение в наивных глазах, когда оскорблял ее и заставил раздеваться перед выступлением.
В общем, всё что угодно, только не образ шлюхи. На сцене сейчас находилась совершенно несчастная девушка, которую заставили выступать в голом виде, унизили. Она едва сидит на этом стуле, и кажется, даже отсюда вижу, в какой она агонии. Кажется, что ее боль передается мне.
Уничтожает изнутри. Это всё ее чертова музыка и невинный вид. Совершенно запутали и увели мысли в неверном направлении…
Она актриса и может сыграть что угодно. Если присмотреться, то видно, как якобы невинным движением она оголяет бедра, раздвигает их, соблазняя всех мужиков вокруг. Наверняка не один я мечтаю, чтобы эти длинные-длинные волосы струящимся водопадом упали мне на грудь, когда она будет сверху. Сверху в позе наездницы, насаживаясь на мой член. Или как я намотаю их на ладонь, заставляя Таю подчиняться мне.
Но сейчас я больше всего хочу, до боли хочу, чтобы ее чертовы волосы сдвинулись и показали красивую белую грудь, оголили острые возбужденные соски. И мысленно умоляю: «Пошевелись… Дай больше… Изогнись, детка, дай получше тебя рассмотреть…»
Но красное свечение затухает, и Тая растворяется во тьме, словно ее и не было, а я потрясенно смотрю на то место, где она только что сидела. И такое звенящее ощущение осталось, будто по башке дали кувалдой и оглушили до легкой контузии.
— Вот это номер! Я бы не отказался, если бы она полирнула мой смычок, — присвистнул Гриха, а Саранский взял в руки смартфон и привлек наше внимание:
— Итак, смотрим на рейтинг девочек.
А потом голосом спортивного арбитра начал азартно сообщать растущие на глазах цифры.
Дело в том, что для аукциона было создано специальное приложение, позволяющее сохранять анонимность, ставить баллы девушкам, покупать их и перечислять деньги на счет клуба.