Недозволенная память. Западная Беларусь в документах и фактах. 1921-1954.

«Князь Нижарадзе»[3], как утверждают документы, спеша взять ситуацию под контроль, предпринимает ряд упреждающих мер. Так, например, под видом обмена политзаключенными, в БССР были приглашены на «отдых и лечение» руководители Белорусской революционной организации, Громады, клуба «Змаганне» Л. Родзевич, Я. Бобрович, П. Метла, А. Капуцкий, П. Клинцевич, С. Рак-Михайловский, П. Волошин, М. Бурсевич, И. Дворчанин, И. Гаврилик, Ф. Волынец и П. Кринчик. Белорусские политики недооценили коварства большевиков, их беспредельную жестокость и приняли это предложение. Однако домом отдыха для них стала минская внутренняя тюрьма ГПУ, больничными палатами — одиночные камеры, врачами — следователи всесильного ведомства. Они-то опытной рукой и вывели диагноз: «Расстрелять!»

^{11}

С теми, кто, зная коварство Москвы, отклонил приглашение посетить первое в мире социалистическое государство, спецы с Лубянки расправлялись в самой Польше, переправив туда через совпредставительство в Варшаве наиболее подготовленные кадры — террориста Павла Судоплатова[4]

из внешней разведки СССР.

Василь Рагуля, депутат и сенатор Сейма 2-й Речи Посполитой, в своей книге «Успаміны» основываясь на достоверных источниках, раскрывает механизм расправы с неугодными Москве белорусскими политиками. В качестве примера можно проанализировать судьбу Михаила Ивановича Гурина (Морозовского), автора идеи единой Беларуси и единой компартии, независимой от Москвы и Варшавы. Родился он в 1891 г. в д. Еремичи Столбцовского уезда в белорусской семье. В 1912 г. окончил Псковский учительский институт. С 1920 г. — находится в БССР на советской работе. В 1924 г. его направляют на подпольную работу в Западную Беларусь, где М. Гурин становится в КПЗБ одним из лидеров группировки, которую в Москве окрестили «сецессией» (отщепенцами).

Видя опасность, исходящую из СССР, национальное крыло КПЗБ (Гурин (Морозовский), Томашевский (Старый) и др.) усиленно проводит курс на создание самостоятельной и единой компартии. «Раскольники» полагали, и, надо заметить, небезосновательно, что белорусы, живущие по разные стороны границы, установленной Рижским договором, одинаково лишены национальной свободы. Свои надежды они возлагали на народное восстание в Западной Беларуси осенью 1924 г. Оно и только оно, по их мнению, могло освободить западных белорусов от польской оккупации. Лубянка, получив по своим каналам взрывоопасную информацию, отреагировала незамедлительно. Узнав, что Гурин организовал подпольную типографию и наладил выпуск газеты «Красное знамя», кремлёвские эмиссары, появившиеся в Польше, спешно вошли в контакт с «детищем» Москвы — Польской коммунистической партией, чьи ряды кишели партийцами, стоящими на денежном довольствии советских секретных фондов. «Товарищи по борьбе», а точнее спецаппарат внешней разведки Советского Союза разгромил, предав огню, типографию Гурина. Сам он оказывается в тюрьме г. Белостока. Сидеть, правда, долго не пришлось. Вскоре Гурин, понятно, не без усилий Лубянки (свидетельство совместных действий польских и советских спецслужб) оказался на свободе, где его уже поджидали агенты НКВД. Зная это, Гурин на судебном процессе в Варшаве, состоявшемся в феврале 1928 г., дает показания против белорусских политических лидеров, называя их предателями национального возрождения. Этого ему простить не могли. Гурина убили в марте 1928 г. в Вильно. Убийца — агент НКВД Устинович^{12}.

Надо отметить, что такой метод, как физическое устранение, применялся и по отношению ко многим другим «неугодным» белорусским политикам…

Использование церкви для распространения коммунистических идей.