Нефритовая Гуаньинь

Полуоткрыта дверь убогая,Над нею выцветший флажок.За стойкою трактирщик деревенский,Ничем на Сян-жу не похожий{266},И баба грубая у очага,Конечно, не из рода Чжо!Валяются изношенные тряпки,Заложенные нищим забулдыгой;Порасписали стенки все стишками

Какие-то писаки во хмелю.И кислое винцо в надтреснутых кувшинах,И в пыльной рамке — «Пьяницы святые»…{267}

Сун решил зайти и взять вина, чтобы рассеять тоску. Слуга почтительно его приветствовал, принес вино, поставил перед ним. Сун выпил одну чашу, другую, третью — на сердце было по-прежнему тяжело. В этот миг в кабачок вошла женщина:

Щечки пудрою покрыты,Зубки белы, губки алы,Яркий шелковый платок,Юбка подметает пол,В локонах торчат цветы,Расплылось лицо в улыбке…

Не сравнить с дворцового красоткой,А распить бутылку с ней недурно.

Войдя в кабачок, женщина почтительно приветствовала Суна и пожелала ему всяческого благополучия. Потом захлопала в ладоши и запела песенку. Сун присмотрелся внимательно, и лицо женщины показалось ему знакомым. Решив, что это певичка, которая обязана развлекать посетителей, он пригласил ее к своему столику. Она села напротив. Сун спросил еще вина, женщина выпила чашу. Тогда он принялся ее обнимать, щекотать, щипать и наконец ухватил за грудь. Тут он сказал:

— Девушка, а где же твои груди?

Убедившись и удостоверившись, что это не женщина, он даже выругался:

— Что за черт! Да кто же ты такой?

Женщина сложила руки, прижала их к сердцу и сказала:

— Осмелюсь вам открыть, господин, я не певичка, я Чжао Чжэн, уроженец Пинцзянфу, что в области Гусу.

— Ах ты, мерзавец! — воскликнул Сун. — Я же твой учитель, а ты позволяешь себе надо мною так издеваться. Значит, тот чиновник на берегу был ты?

— Совершенно верно, — ответил Чжао Чжэн.

— Послушай, братец, — продолжал Сун, — а куда делся мой узел?

Чжао Чжэн подозвал хозяина и сказал:

— Принеси мой узел и отдай господину.

Кабатчик принес узел. Сун спросил:

— Как же ты сумел его утащить?

Чжао Чжэн начал рассказывать:

— Сидел я в чайной в нескольких домах от постоялого двора и вижу: слуга несет сверток с копченым мясом. Я сказал, что хотел бы взглянуть, что это он несет. Потом попросил, чтобы он и мне купил то же самое, и пока он ходил, я положил в ваше мясо сонного зелья и завернул, как прежде. Потом я двинулся следом за вами. Вы поели мяса и свалились без памяти, а я забрал узел, пришел сюда и стал ждать вашего появления.

— Ну, теперь я вижу, — сказал Сун, — что ты настоящий ловкач и не попусту направляешься в Восточную столицу.

Сун расплатился, и оба они вышли из кабачка. Найдя укромное место, Чжао Чжэн вытащил из волос цветы, вымыл в ручье лицо, переоделся в мужское платье и повязал голову черным платком.

— Раз уж ты идешь в столицу, — сказал Сун, — я дам тебе письмо и попрошу повидаться с одним человеком. Он тоже мой ученик. Живет он на берегу реки Бяньхэ и торгует пирожками с начинкой из человечины. По фамилии зовется он Хоу, по имени Син. Он второй сын в семье, потому прозывается Хоу Второй.

— Спасибо, учитель, — сказал Чжао Чжэн.

Они зашли в чайную. Сун написал письмо, отдал его Чжао Чжэну, и они распрощались. Сун остался в Мосяне, а Чжао Чжэн вечером, остановившись в гостинице на ночлег, распечатал и прочел письмо. В нем говорилось: «Письмо учителя мудрому ученику и его супруге. Все ли у вас благополучно с тех пор, как мы расстались? Некий Чжао Чжэн, разбойник из Гусу, направляется в столицу по своим делишкам. Посылаю его к вам. Этот парень не из наших. Он трижды обошелся со мной непочтительно. Прошу вас прикончить его, пока он не принес нам беды. Надеюсь, что для начинки он пригодится».

Прочитав письмо, Чжао Чжэн от изумления раскрыл рот и высунул язык. «Другой, наверно, испугался бы и не пошел, а мне любопытно поглядеть, что они могут со мной сделать. Ничего, справлюсь».

Он сложил письмо и снова запечатал, как прежде.

На другой день, с рассветом, он двинулся в Бацзяочжэнь. Миновав Бацзяочжэнь, потом мост Баньцяо, прибыл в Чэньлюсянь. Дальше он пошел вдоль реки Бяньхэ и еще до полудня увидел на берегу пирожковую лавку. У ворот стояла женщина, опоясанная узорчатым платком.

— Зайдите, господин, отведайте пирожков с мясом, — обратилась она к Чжао Чжэну.

На дверях висела вывеска: «Лавка Хоу. Пирожки с лучшею начинкой».

«Так это и есть заведение Хоу Сина», — подумал Чжао Чжэн и вошел. Женщина приветствовала его, пожелала всяческого счастья и спросила:

— Прикажете подавать, господин?

— Обожди, — отвечал Чжао Чжэн, снимая со спины свой узел.