Негодяи и ангелы

Наташа Гарина примчалась к Ларисе Бабушкиной домой сразу после того как милиция разрешила разойтись всем, кто находился в редакции «Оранжевого шара» в момент ареста Чудновского. Наташа и Лариса очень сдружились в последнее время, но первая до сих пор ни разу не была дома у второй. Наташа не хотела встречаться со своим отцом. Но на этот раз потрясение было слишком сильным. До этого Наташа даже не подозревала, что она настолько привязана к Арику и Ларисе. Но факт остается фактом. После ареста Арика она не могла заниматься обычными делами, не могла оставаться одна, хотела с кем-то посоветоваться, что-то сделать — бежать, спасать. И при этом отправилась за советом не в свой храм, не к учителям, не к «Патриарху всея Земли», а к своей подруге Ларисе Бабушкиной. Здесь она впервые за много месяцев увидела отца и поздоровалась с ним как ни в чем не бывало.

— Привет, папа! Но разговаривать с ним не стала, а сразу кинулась сообщать Ларисе неприятные новости. Надо заметить, Лариса удивилась тому, с какой энергией Наташа рвалась спасать Арика. Она даже спросила: «Да ты не влюбилась ли часом?» — и Наташа, по закону секты обязанная любить только Бога и «его наместника на Земле», неуверенно ответила.

— Не знаю. По этим словам Лариса поняла, что Наташа действительно влюбилась в Арика, а следовательно, секта уже не имеет над нею прежней власти. Этому Лариса чрезвычайно обрадовалась, а к личной трагедии Арика Чудновского отнеслась довольно спокойно. Для нее он был лишь деловым партнером и притом человеком с большими деньгами. Она так и сказала Наташе.

— Ты только успокойся. У Алика денег много. Найдет адвоката и выпутается. Лариса на самом деле верила, что люди с большими деньгами или с большим влиянием могут выпутаться из любой передряги, связанной с преступлением и наказанием.

Пример Макса Игрунова был у нее перед глазами. Кстати, высокопоставленному родителю Макса как раз в эти дни позвонил некто, чей номер установить не удалось, и сказал негромко но веско.

— Я знаю некоторые подробности из биографии вашего сына. Документы и свидетельские показания подшиты в папку, а папка спрятана в сейф. Найти этот сейф и открыть его будет неимоверно трудно. Однако вы наверняка не хотите, чтобы эти факты, документы и показания стали достоянием гласности. Если я прав, то вам, увы, придется время от времени оказывать мне некоторые мелкие услуги. Не бойтесь, денег я у вас не попрошу и государственных секретов тоже не потребую.

Но услуги оказывать придется. Интересно, что бы сделал на месте Алексея Федоровича Игрунова царский генерал году эдак в 1913-м. Наверное, застрелился бы от позора тут же на месте. А генерал Игрунов не застрелился. Он первым делом бросился проверять, не пришел ли в себя лейтенант Цыганенко и не мог ли кто-то из ментов допросить его, а затем использовать полученные сведения в личных целях. Но нет. Цыганенко по-прежнему пребывал в растительном состоянии в Белокаменской психоневрологической клинике, где светило из светил, профессор Гордиенко, пытался вернуть его к жизни, но пока безуспешно. Ближе к вечеру генерал Игрунов попытался, наконец, начать разговор с сыном, но долго говорить не смог. На первую фразу Макс огрызнулся, после чего отец перешел на крик, а кончилось все мордобоем. И ведь что самое характерное — сын не подставлял покорно щеку, а пытался драться с отцом. И неизвестно, чем бы дело кончилось, если бы Алексей Федорович не достал пистолет и не заорал.

— Да я сейчас пристрелю тебя к чертовой матери, ублюдок! На отца вздумал руку поднимать?! Тут Макс перетрусил не на шутку, а генерал объявил.

— Чтоб с сегодняшнего дня был тише воды, ниже травы. Иначе посажу и мать не пожалею.

63

— Ну и что мне теперь с тобой делать? — поинтересовался военный прокурор Белокаменского гарнизона Сергей Громадин у Аристарха Чудновского, которого привели к нему для беседы с глазу на глаз. — Все говорили — ты чмо позорное, а ты в черт знает какие люди выбился. Не пойму, когда успел?. Меня уже адвокаты трясут, журналисты телефон обрывают, фонд защиты гласности тобой интересовался, того и гляди до ООН дойдет. Что делать прикажешь?

— А ты бы меня отпустил, игемон, — кротко произнес в ответ Арик. Громадин тоже читал «Мастера и Маргариту» и узнал цитату. И ухватился за нее, как за спасательный круг.

— Ты что, правда чокнутый или передо мной выеживаешься? Лучше не надо. Тоже мне, Иешуа га-Ноцри выискался.

— Ага! — все так же кротко пробормотал Арик. — Выискался.

— Ты мне лучше вот что скажи, — решил прервать этот странный обмен мнениями Громадин. — Какая польза от тебя в дисбате?

— Никакой, — честно ответил Арик.

— Вот и я думаю, что никакой, — сказал прокурор. — А на свободе кое-какая может быть. Если, конечно, мы с тобой по хорошему договоримся о дружбе и сотрудничестве.

— А мы договоримся? — с надеждой спросил Арик.

— А это от тебя зависит, — сообщил Громадин.