Неистовый (ЛП)

Откладываю книгу, и мне требуется немного времени и маневров, чтобы снять свою термо рубашку. Подношу ее к носу и съеживаюсь.

— Пора помыться, — шепчу я. Чего бы я только не отдала за горячую ванну и дезодорант.

Осторожно разматываю бинты вокруг туловища, а затем поднимаю руку как можно выше, чтобы достать пластырь. В конце концов, я снимаю марлю и бросаю ее вместе с пластырем в огонь. С небольшим маневрированием грудью и акробатикой мне удается хорошо рассмотреть красно-фиолетовую рану на боку. Рана длиной примерно сантиметров семь все еще свежая, но, похоже, заживет. Засохшая кровь и мазь покрывают окружающую область, и думаю, что мне следует очистить ее, прежде чем снова забинтовать.

Хватаю аптечку, достаю ватный тампон и опускаю его в воду. Осторожно нажимаю на рану, проверяя боль в каждой области. Мой торс все еще усеян синяками, большинство из них желтые и исчезающие, но пятно на ребрах все еще фиолетовое и чувствительное.

Шипя сквозь зубы, нажимаю на область, ближайшую к ране, и из-под нее набухает кровь.

— Черт. — Если эта штука снова откроется, я могу задержать наш уход отсюда. Поэтому решаю оставить все как есть и забинтовать обратно.

Марля, бинт… мазь…

Ступеньки лестницы скрипят.

Я поднимаю взгляд и вижу, как Гризли спускается вниз, и хватаю рубашку, чтобы прикрыть грудь. Его напряженные карие глаза почти светятся в свете огня, и я парализована под его пристальным взглядом.

Он делает несколько шагов ко мне, его брови сведены вместе, когда он быстро осматривает аптечку первой помощи и меня топлес.

— Что происходит?

— Ничего. Я не могла уснуть.

Его глаза темнеют, когда взгляд опускается на мое декольте, где я здоровой рукой прижимаю рубашку к груди.

— Ты сняла бинты.

— У меня все чесалось. Я подумала, что нужно сменить их.

Его веки тяжелеют, когда взгляд скользит от моей груди к лицу.

— Сменила?

— Пока нет.

Он издает жужжащий звук, а затем подходит ближе и садится на корточки передо мной. Его массивный размер блокирует тепло от дровяной печи, и я вся дрожу. Он наклоняет голову и взглядом впивается мне в глаза.

— Дай мне посмотреть. — Низкий хриплый тон его команды прокатывается по моей коже как нежное прикосновение.

Я поднимаю руку и слегка поворачиваюсь.

Мужчина оглядывается на дровяную печь и, понимая, что блокирует свет, отклоняется в сторону, чтобы свет огня осветил меня. С возвращением тепла по моей коже бегут мурашки. Александр пальцами скользит по моим ребрам.

— Ты замерзла.

— Больше нет.

Он смотрит мне в глаза.

— Ложись на спину.

Я делаю, как он просит, и прерывисто дышу, когда мужчина снимает с меня рубашку и отбрасывает ее в сторону. Я все еще прикрываю грудь рукой, и наблюдаю, как его взгляд задерживается там.

Если бы мне пришлось подсчитывать, сколько раз мужчина смотрел на мою грудь, это были бы миллионы. И все же ни один из них не запомнился. Когда мужчины смотрят на грудь, я всегда вижу жадное вожделение, отражающееся в их глазах.

Александр смотрит на меня иначе.

С благоговением. Со страстным желанием. Уповая на то, что он не позволит себе взять.

Мужчина прочищает горло, а затем открывает спиртовую салфетку из аптечки. Я подпрыгиваю, когда холод касается моей кожи, и чувствую, как напрягаются мои соски.

— Тебе нужно было наложить швы, — говорит он, прижимая прохладную подушечку к ране.

— Как думаешь, останется шрам?

Гризли упирается локтями в колени и рассматривает весь торс, синяки, порезы и царапины, которые покрывают мой бок от бедра и выше.

— Да.

Я тяжело вздыхаю. Отлично. Если бы был хоть какой-то шанс, что я забуду о своем предсмертном опыте в Адирондаках, шрамы сделают это маловероятным.

Полагаю, вполне возможно, что я не хочу забывать.

Каждая отметина на моей коже будет напоминать мне о жестоком, диком человеке, который спас меня. Мужчине, который поразил меня одновременно страхом и тоской.

Он кладет чистый квадрат марли на мой бок и рвет зубами пластырь, чтобы закрепить ее на месте.

— Ну вот, — говорит он тише, чем шепотом.

Мужчина не делает попыток пошевелиться, его губы слегка приоткрыты, чтобы приспособиться к дыханию. Мне бы хотелось, чтобы он был без рубашки, а не в своей термальной одежде, чтобы я могла наблюдать, как его грудь поднимается и опускается с каждым тяжелым вздохом.

Кажется, он ждет, но чего?

— Спасибо.

Мужчина все еще не двигается.

Мои пальцы дергаются на коже, и он пристально наблюдает за ними. В тишине хижины слышно только наше дыхание, и воздух наполняется напряжением. Без слов его глаза умоляют меня открыться ему, доверить ему свое тело, как я доверила ему свою жизнь.

Убираю руку с груди. Мои пальцы нервно подергиваются на животе, пока Александр изучает каждый дюйм моей кожи. Его медленный осмотр ощущается как осторожное прикосновение, когда движется от моего горла, чтобы задержаться и обвести мои соски. Я прикусываю губу, чтобы не застонать, в то время как он открыто восхищается мной с ощутимым напряжением.