Неистовый (ЛП)

— Хорошая идея, — говорит Хадсон. — Мне тоже пора.

— Что, уезжаешь? — невнятно бормочет Август. — Мы еще даже не ели десерт!

— Только все стало интересно, — говорит Кингстон, ухмыляясь. — Не уходите сейчас.

— Заткнись на хрен, — говорит Хейс своему младшему брату, вставая из-за стола. Он свирепо смотрит на родителей. — Надеюсь, вы счастливы.

Я подбегаю к Александру и отрываю его кулак от стола. Он отказывается держать меня за руку, и, стараясь не принимать отказ на свой счет, следую за ним к двери. Не забыв быстро поблагодарить персонал за ужин, стараюсь не отставать от Александра.

В лифте тихо, и я краем глаза замечаю, что мужчина практически вибрирует от напряжения. Когда двери лифта открываются, я следую за ним через вестибюль к ожидающей нас машине. Александр добирается до двери раньше Джеймса и резко распахивает ее передо мной. Я врываюсь внутрь, и он следует за мной.

Воздух в машине такой густой, что трудно дышать. Приоткрываю окно. Думая, что Александр предпочел бы не обсуждать личное семейное дерьмо в присутствии Джеймса, я держу язык за зубами, пока мы не возвращаемся в его пентхаус.

— Хочешь поговорить об этом? — говорю я, следуя за ним в спальню.

Мужчина снимает свитер и направляется к гардеробной, не отвечая мне.

В этом нет ничего удивительного.

Следую за ним в гардеробную и сажусь на кожаную скамейку, пока он переодевается из элегантной одежды во что-то более повседневное.

— Что Август имел в виду, сказав, что ты изменил свой имидж?

По-прежнему никакого ответа, но движения становятся немного более агрессивными, когда мужчина натягивает тренировочные штаны и бросает брюки в корзину.

— Что значит жизнь за жизнь?

— Хватит! — рычит он. Его глаза дикие, а зрачки поглощают любой намек на ореховый, делая их черными. — Я не собираюсь обсуждать это с тобой. — Мужчина хватает пару черных спортивных туфель и проносится мимо меня.

— Подожди, куда ты идешь?!

Его единственный ответ — хлопанье входной двери.

ДВАДЦАТЬ ДВА

АЛЕКСАНДР

— Ты так и не лег спать прошлой ночью, — говорит Джордан, наливая сливки в свой кофе.

Я не отрываю глаз от экрана ноутбука.

— Нет.

Я вижу, как она на мгновение замирает, а затем продолжает готовить кофе.

— Куда ты ушел?

— Подальше отсюда.

— Подальше, — повторяет она с резкостью в голосе.

Она убирает сливки, а затем пересекает кухню, чтобы встать на противоположной стороне острова. Ноутбук захлопывается у меня в руках, и Джордан предстает передо мной с улыбкой на лице, но при этом не выглядит счастливой.

Женщина держит свою кружку двумя руками и наклоняет голову.

— Две минуты твоего времени.

Я свирепо смотрю на нее.

— Где ты был?

— Ты задаешь слишком много гребаных вопросов, — рычу я.

— Ты избегаешь многих гребаных вопросов.

— Я ходил в спортзал.

Ее брови сходятся вместе.

— Куда?

Я подбородком указываю на дверь.

— С другой стороны от лифта.

— И что потом?

— Принял там душ, вернулся домой и немного поработал. — Предугадывая ее следующий вопрос, я отвечаю на него прежде, чем она успевает задать: — Я проспал несколько часов на диване в своем кабинете.

Она издает жужжащий звук.

— Почему не лег в постель?

— Потому что.

— Это не ответ.

— Это тебя не касается…

— В самом деле? — Она с такой силой хлопает кружкой по столешнице, что жидкость выплескивается через край. — Я беспокоилась, поэтому это, безусловно, касается меня. Что, черт возьми, произошло прошлым вечером?

Поворачиваю голову, смотрю в окно и чертовски хочу оказаться где угодно, только не здесь. Почему она настаивает на том, чтобы задавать так много проклятых вопросов? Почему не может просто довольствоваться тем, что я ей даю?

Джордан тяжело вздыхает.

— Когда мне было тринадцать, моя мать однажды вышла из нашего трейлера. — Она завладела моим вниманием. — Уехала со своим дилером и отсутствовала целый месяц. Я была одна в том дерьмовом трейлере, выпрашивая еду у соседей и подбирая любую случайную работу в трейлерном парке, чтобы заработать достаточно денег для торгового автомата. Когда она вернулась, знаешь, какими были ее первые слова?

Я не отвечаю, в основном потому, что застрял, представляя ее девочкой, испуганной, голодной и одинокой, и мне это не нравится.

— Она посмотрела на меня и сказала: «Господи, ты все еще здесь?». — Джордан ставит локти на стол и опирается на скрещенные руки. — Я говорю тебе это, потому что понимаю, каково это — иметь испорченного родителя.

— Что ты сделала? — Обычно я не очень люблю слушать жалостливые истории людей. Мне никогда не нравились люди, которые играют роль жертвы. Но она говорит о своем прошлом не так, будто жалеет себя или ищет сочувствия. Она говорит все это очень буднично.

— Я убралась оттуда так рано, как только смогла. Оставалась у друзей, пока не исчерпала их гостеприимство и, наконец, оказалась в величайшем городе мира.

Джордан выпрямляется во весь рост и потягивает кофе.

— Уход — для меня не вариант.

— Ты не ладишь с отцом?

— Ладил, когда он впервые взял меня к себе.

— Взял тебя к себе? — выдыхает она. — Откуда?

— В основном приемные семьи. Моя мать покончила с собой, когда мне было шесть лет.