Неизведанные земли. Колумб

Две вещи особенно поразили Колумба, когда тот высадился на берег, чтобы осмотреть остров при утреннем свете. Остров показался ему приятным местом, с обилием воды и фруктовых деревьев. Разумеется, он смотрел на него хозяйским и даже почти отеческим взглядом. Но прежде чем сказать что-либо о природе острова (если можно доверять пересказу Лас Касаса), Колумб описал, как европейцы впервые увидели местных жителей, которых он назвал «голыми людьми». Это было не просто описание, а классификация. Читатель конца XV века сразу понял бы, что Колумб увидел так называемых «естественных людей», а не граждан организованного общества, обладающих законными политическими учреждениями. Установление этого факта, таким образом, подготовило почву для следующего шага – ритуала присвоения суверенитета над данными землями кастильским монархам, осуществленного писцом посредством записи акта о владении под развевающимся королевским знаменем. Одежда служила тем отличительным знаком, по которому судили об уровне цивилизации людей в средневековом латинском христианском мире. На ранних этапах истории Нового Света испанские правители были просто одержимы идеей убедить коренных жителей носить европейскую одежду, – точно так же, как испанцам у себя на родине стоило больших трудов и затрат убедить покоренных мавров «одеваться по-христиански», – они были серьезно обеспокоены наготой местного населения Канарских островов. На более глубоком уровне, с точки зрения двух великих традиций мышления, наследниками которых являлись Колумб и его современники, – классической Античности и средневекового христианства, – социальная нагота может дать основание для любого из двух выводов. Во-первых, она может свидетельствовать о некой природной простоте, которую воспевали античные поэты, а гуманисты ассоциировали с золотым веком. Во-вторых, это могло указывать на состояние принадлежности Господу, которое так ярко и символически выразил святой Франциск Ассизский, когда сорвал с себя одежду на городской площади. Колумб, друзьями которого были как гуманисты, так и францисканцы, явно не применял ни одну из этих парадигм к жителям Карибских островов, но развил выводы, вытекающие из упомянутых положений: местные представляли собой, благодаря невинности, уникальную возможность для распространения христианства; благодаря простоте у них был несравненный шанс получить несомненные блага латинской цивилизации; а из-за своей беззащитности они могли служить объектом беспрепятственной эксплуатации[229]

.

На островах Колумбу предстояло познакомиться с различными культурами коренных народов, от «отсталого», по его мнению, мира Лукайи до материально богатого и технически впечатляющего мира народов таино на Эспаньоле. Но, хотя он был внимателен к признакам растущей «цивилизованности» на пути к манящим восточным землям, он смотрел на все одними и теми же глазами, и все темы, вокруг которых он выстраивал свои отчеты, уже присутствовали в его отчете о первом контакте 12 октября 1492 года. Во-первых, он постоянно явно или неявно сравнивает коренных жителей с населением Канарских островов, с темнокожими людьми и даже с некими чудовищными гуманоидными расами, которые, согласно народным представлениям, населяют неизведанные уголки земли. Цель сравнений состояла не столько в том, чтобы дать истинное представление об островитянах, сколько в установлении догматических отправных точек: эти люди сопоставимы с другими людьми, населявшими сходные широты, в соответствии с учением Аристотеля; кроме того, они были физически нормальными, а не чудовищными, и поэтому, согласно привычной средневековой психологии, полностью человеческими и разумными. Таким образом, они вполне подходили для того, чтобы обращать их в христианство, что было заявленной целью королевских покровителей Колумба.

Во-вторых, Колумб стремился приписать местным жителям природную доброту. Он изображал их безобидными, невоинственными людьми, не только не испорченными жадностью к материальному, но, более того, улучшенными бедностью. Он приписывал им что-то вроде естественной религии, не направленной на то, что считалось неестественным, например идолопоклонство. Подразумевалось, что они могли быть нравственным примером для христиан. Эта картина сильно напоминает давнюю традицию отношения к язычникам в позднем Средневековье, особенно у францисканских писателей и гуманистов. Факты, увиденные глазами Колумба, были в его сознании отфильтрованы ожиданиями, вытекающими из традиций.