– Вы не поняли. Вы мне должны денег. За муку.
– Какая мука? Какие деньги?
Щетинистый спрашивал не меня, а окружающих, будто прося их помочь и объяснить, чего хочет этот странный человек.
Я уже понял, что все провалилось. Я все понял. Я слышал множество таких историй. Это называется – кинуть. Просто, незамысловато – взять товар и не заплатить.
У меня возникло, как не раз до и после этого, чувство неполного соединения с реальностью. Словно я смотрел какое-то кино. И видел себя там персонажем. И персонаж этот вел себя не так, как я. Он спокойно и нагло сказал:
– Ладно. Тогда два варианта. Первый – через суд. Второй – я приезжаю со своими пацанами, и… Ну, сами понимаете.
– Ошибаешься, – сказал щетинистый, – будет один вариант. Тебя убьют, дорогой. Хотя, нет! – он поднял палец и улыбнулся, предупреждая этой улыбкой, что сейчас скажет что-то утешительное и доброе. – Нет, у тебя тоже два варианта: или сейчас убьют, или потом. Выбирай.
Я молчал. Мой двойник вернулся в меня и перестал играть с огнем.
– Мужчина все понял, – удовлетворенно кивнул щетинистый. – Помогите ему выйти.
Стоявший рядом со мной здоровенный малый взял меня за ворот, потащил к двери и выкинул из вагона.
Так я оказался должником. Никаких своих пацанов у меня, конечно, не было, через суд добиваться правды – бесполезно.
– А если и добьешься, – сказал Мартын, – тебе же хуже.
– Это как?
– А так. Вдруг, не дай бог, выиграешь в суде? Они тебя тут же убьют. А может, еще и до суда.
– И что делать? Мне сумасшедшие проценты на долг уже идут. Ты же сам…
– Витя, при всем сочувствии, деньги брал – не я. Но помочь могу. Есть люди, могут дать под небольшой процент. Расплатишься с теми жлобами.
– А с этими людьми как буду расплачиваться? Искать, кто опять в долг даст?
– Тоже вариант. Я так пять лет жил, у одних брал – другим отдавал. Ну что, сказать, к кому обратиться?
И вот мы шли длинным гостиничным коридором. Мой спутник был молод и скучен. Шел, глядя на потертую ковровую дорожку, оставшуюся от гостиничной убогой роскоши. Вдруг спросил:
– Кроссовки самопал?
– Что?
– Кроссовки на рынке купил?
– Да.
– А у меня фирма!
– Молодец.
Он кивнул, соглашаясь.
Открыл одну из дверей.
– Вера Иннокентьевна, к вам!
И впустил меня.
За большим столом, заваленным папками, сидела Вера. Вера Коровина, которую я не видел уже несколько лет. С интонацией вынужденной материнской строгости она выговаривала двум стоящим перед нею молодым людям:
– Каждую строчку проверять надо, каждую запятую! Сомневаетесь – спросите у меня. Понятно? Езжайте и требуйте все переделать, – она кинула им папку.
– А если не согласятся?
– Пусть звонят мне, я им все объясню.
Молодые люди удалились, Вера увидела меня.
Очень обрадовалась:
– Витя?! Ты как здесь? Надо же! Проходи, садись!
И тут же – деловито – моему спутнику.
– Что-то еще?
– Машину когда подать?
– В шесть. Но я сама поеду.
– Вера Иннокентьевна, я с утра даже пива…
– А вчера? Мне жизнь дороже. Все, иди.
Я сел перед Верой. Мы оба улыбались.
– Значит, вот так ты теперь? – спросил я.
– Да, вот так.
– Нет, я слышал, что ты что-то такое… Большие дела.
– Ничего особенного. А ты чем занимаешься?
– Да разное.
– Все очень быстро меняется, Витя.
– Я заметил. Замуж опять не вышла?
– Так я не развелась еще. Собиралась, да. Но как-то все сгладилось. У него свои дела, у меня свои. Вернее, у него и дел-то нет. Живет на Волге, на острове, строит какую-то яхту.
– Зачем?
– Собирается в кругосветное путешествие. Как Федор Конюхов. Все свои деньги в это вложил. А на мне дочь, квартиру строю, машину купила вот… Много всего.
– А на кого работаешь? Не на бандитов?
– Витя, кто сейчас понимает, где бандиты, а где нет? У меня свой участок работы, я им занимаюсь, мне доверяют, потому что знают мою честность. Остальное меня не касается. Я не поняла, ты случайно тут или как?
– В долг пришел просить.
– Так это ты? Я и не знала. Сказали, что в три часа придет какой-то человек… А что случилось, Витя?
Я рассказал.
Она выслушала сочувственно, но без удивления.
– Вот так вот люди и пропадают ни за что. Витя, но у нас ведь тоже проценты.
– Мартын сказал – не очень большие.
– Мартын? Кто это?
– Неважно.
– Да, сначала не очень большие, а потом идет процент на процент. Короче, я бы тебе не советовала.
– И что делать?
– Не знаю. Надо подумать. Слушай, я не ела с утра, может, пообедаем?
Мы пошли в ближайший ресторан, где нас проводили к лучшему месту – в конце зала, за ширмой.
– Уважают, – отметил я.
– Еще бы, это мой ресторан. На паях с двумя товарищами.
– Как ты их по-комсомольски – товарищи. Не отвыкла еще?
– При чем тут комсомол? Точное слово, вот и все. Друзья? Нет. Партнеры? Ну да, но мне это слово не нравится. Приятели? Тоже нет. Товарищи. До революции были тоже коммерческие товарищества.
– А где идеалы, Вера Иннокентьевна?
– Витя, не я виновата, что их разрушили. Я до последнего держалась. Надо считаться с реальностью. Как-то в нее вписываться. Знаешь, я так скучаю по школе! Вот когда мне было хорошо!