Б а б у ш к а. Какая тайна, Аня?! У советского человека тайн нет и быть не может! Думаешь, я считала, что они неправильно делают? Ничего подобного, мне казалось, они имеют полное право! А я рыдала от стыда и позора. Часа полтора они меня терзали, подробности выспрашивали – да кто, да как, да где… Я соврала, сказала, что еще в детдоме случилось. Ну, про детдом многие слышали, что там всякое бывает, хотя, между прочим, на самом деле у нас девочки очень были порядочные… Но ничего, скушали за правду. А потом директор мне отдельно сказал: окажешься беременной – вон из техникума. Я, говорит, такой славы в наших стенах не потерплю. И не будет у тебя ни образования, ни летного клуба. А он знал про мою мечту, да и все знали. Ничего не будет, говорит. Вот…
А н я. Если не хочешь, не рассказывай.
Б а б у ш к а. Да чего уж… Скоро обнаружилось, что… Не пришли. Я через одну девушку узнала про женщину, которая на дому принимала. Она подтвердила: да, беременность. И согласилась подпольно аборт сделать.
А н я. Почему подпольно?
Б а б у ш к а. Потому что, Аня, аборты были запрещены законом. В тюрьму за это можно было сесть.
А н я. Ничего себе!
А н я. Нашла. Точно. Закон от тридцать шестого года. Уголовная ответственность. И как же вы?
Б а б у ш к а. По-разному. Хорошо, если врачи-гинекологи рисковали, делали это на дому, а чаще – всякие шарлатанки, старухи… Сколько женщин погибло от заражения крови, никто не считал, конечно. Нет, я понимаю, я знаю, это нехорошо, это даже грех, если с точки зрения религии… Но так тоже нельзя. Ради блага женщин их же и калечить? Нелогично как-то.
А н я. Статистика тут страшная. За сорок пятый не нашла, а вот за шестидесятый – четыре миллиона с лишним абортов. Четыре миллиона людей страна не получила! И много раз ты…
Б а б у ш к а. Сейчас праправнуки меня запрезирают. Три аборта.
Б а б у ш к а. Вот именно!
Б а б у ш к а. На самом деле это еще мало. Как-то в санатории сошлись женщины, выпили немного, начали о наших делах, в том числе про это, одна пожаловалась: восемь раз от мужа аборт делала, просила его меры принимать, мужчинам же легче, были уже тогда средства…
А н я. Презервативы?
Б а б у ш к а. Ну да. Но он ни в какую: я мужик, я в своем праве, а ты как хочешь, так и берегись. Она рассказала, а другая ей: восемь? У меня – пятнадцать! И пошли хвастаться. У всех – от пяти до тридцати. Как я понимаю, пять-шесть было почти у каждой замужней женщины в наше время. Да и у незамужних тоже. Если не больше.
А н я. Кошмар!
Б а б у ш к а. Еще бы. С Владиславом, кстати, история такая же повторилась, я не все тебе рассказала. Он мне как? Женюсь, люблю, сил нет. А сам руками-то работал, достигал цели. Я держалась, держалась – и… На те же грабли. Опять у меня эти мысли появились: вдруг война, вдруг погибнет? И я…
А н я. Получается, ты для них это делала? А самой-то нравилось? Не аборты, а…
Б а б у ш к а. Ох, Аня, зря я с тобой про это…
А н я. Ба, поверь, я очень взрослая. Очень.
Б а б у ш к а. Это ты о чем?
А н я. О том же, о чем и ты.
А н я. Тебе плохо?
Б а б у ш к а. Да нет. Я догадывалась.
А н я. Если ты про аборты, то успокойся.
Б а б у ш к а. Да нет… Аня, это, конечно, не катастрофа, но… Кроме этого, то есть этих вот неприятных вещей, у меня было… У меня была насыщенная жизнь. Была мечта.
А н я. Летать?
Б а б у ш к а. Летать, трудиться, учиться… Но это вот наше проклятие родовое: не можем никого обидеть, всем хотим нравиться, во всем быть первыми. Я в детдоме была тоже такая. Дежурство вне очереди – пожалуйста, помочь кому-то – пожалуйста, окна мыть в феврале, инспекция какая-то за окна отругала, детям света не видно – пожалуйста! Вот и с Владиславом – не хотела обидеть, хотела для него быть доброй. И любила, конечно, это тоже… Если бы не этот его несчастный случай с генералом, может, и поженились бы…
А н я. Устала?
Б а б у ш к а. Ты только в сочинении про это не пиши.
А н я. Я что, дура? Ты говоришь – проклятие. Это про всех? И про меня?
Б а б у ш к а. Не знаю, Аня. Ты будь осторожна, ладно?
А н я. Да я и так. Уж абортов у меня точно не будет.
А н я. Я выключаю?
Б а б у ш к а. А что, еще работает?
И р и н а. Зачем это надо вашей Маргарите Сергеевне? Она замужем?
А н я. Не знаю, а что?
И р и н а. Пусть папа расскажет.
А н я. Ему некогда, книгу пишет.
И р и н а. Какую еще книгу?
А н я. Ты не знала?
И р и н а. Аня, он пишет, я тоже хочу отдохнуть. Имею право?