Читаем Неизвестные трагедии Великой Отечественной. Сражения без побед полностью

Выйдя на улицу, необычно пустынную, обратил внимание на дворников. С противогазами загоняют всех прохожих в подворотни (подумал, что продолжаются учения по ГО), меня, поскольку был в форме, пропустили беспрепятственно. Однако на автобусной станции, кроме меня и незнакомого мне капитана 2 ранга, других пассажиров на военный городок не оказалось, хотя обычно в это время толпа командиров и сверхсрочников штурмовала автобусы.

Лодка стояла у стенки Военной гавани с работающим на подзарядку аккумуляторных батарей дизелем. Только тут я узнал о начале войны. Каким-то образом меня не оповестили при объявлении общей тревоги, несмотря на наличие телефона на квартире (хотя при всех, довольно частых учебных тревогах меня всегда вызывали)».

Еще более непохожую на подъем по тревоге картину приводит торпедист подлодки «Спидола» П.В. Ермолаев: «22 июня 1941 года утро было обычным. Подъем, зарядка, завтрак и корабельная работа. В 9 или в 10 часов началась пальба, в воздухе летали фашистские самолеты. Была дана и нам команда вести обстрел… Я помню, как мы обстреливали фашистские самолеты утром 22-го… Поскольку мы были разоружены, нам пришлось снаряды носить со склада. Делали мы это как-то вроде не всерьез, с шутками, как на учении, хотя обстановка и атмосфера последних дней в душе каждого заставляла к чему-то быть готовым, чувствовалось недоброе».

Из всего вышеизложенного можно сделать вывод, что никакого централизованного объявления тревоги в базе не было. Тревога объявлялась лишь на отдельных кораблях по инициативе их командиров или дежурно-вахтенной службы, остальные же члены экипажей прибывали в части по собственной инициативе. Столь спокойное отношение к взрывам бомб и стрельбе зенитных батарей (экипаж «Спидолы» даже не поднялся раньше положенного по обычному распорядку дня!) объяснялось тем, что уже до этого в городе в течение двух дней велись учения ПВО, о чем повсеместно сообщалось в объявлениях и плакатах. Когда же личный состав собрался на кораблях, он был дезориентирован шифровкой комфлота, о которой упоминал П.Д. Грищенко. Ее наличие подтверждает и комбриг Н.П. Египко, к которому она поступила в 01.00. Жаль, что мало кто из читавших обратил внимание на подписное время шифровки – 17.00 21 июня. Получилось так, что она была отправлена раньше приказа перейти в готовность № 1, а поступила позже. Моряки же отрабатывали команды в порядке поступления…

Общая ситуация неразберихи, растерянности, а временами даже паники подтверждалась и материалами расследования политуправления КБФ: «В 04 ч. 22.6 был первый налет и бомбежка города немецкими самолетами. Вначале населением города это было принято, как учебный налет наших самолетов. Руководством же дивизии и ЛМВБ, вплоть до речи т. Молотова по радио, нападение немцев было оценено не как начало военных действий, а как провокация, хотя частям и кораблям еще до речи т. Молотова были даны указания отражать огнем и всеми имеющимися средствами самолеты противника.

Был такой казус: командир Либавского порта Синкевич, несмотря на то что немцы непрерывно бомбили город, отказывался выдавать частям и кораблям оружие, ссылаясь на то, что правительством не объявлена мобилизация и личному составу кораблей оружия по табелю не положено. Потребовался категорический приказ командования базы».

Следует сказать, что главной целью налетов вражеских бомбардировщиков являлся отнюдь не порт и стоявшие в нем корабли, а аэродром 148-го авиаполка. Еще около 4 часов утра наблюдатель 841-й зенитной батареи матрос Колотенков услышал гул самолетов, подходивших со стороны моря. Согласно инструкции Колотенков немедленно объявил по батарее боевую тревогу и доложил по телефону на КП о приближающихся самолетах. С КП дивизиона последовала команда: «Огня не открывать». Самолеты шли в направлении Батского аэродрома, откуда вскоре послышались сильные взрывы.

Капитан Герхард Бэкер (Gerhard Backer), служивший в бомбардировочной группе III./KG 1 и принимавший участие в первом налете, впоследствии вспоминал: «В 02.11 (приводится среднеевропейское летнее время, которое на час меньше московского. – Авт.) мы взлетели, чтобы совершить наш первый вылет на Востоке. Это была светлая ночь, и горизонт был ярок от полуночного солнца на далеком севере. Нашей целью был аэродром в Либаве. Он был занят подразделением истребителей, и так называемые «крысы» стояли, припаркованные, плотными рядами, служа нам хорошей целью светлой ночью». Обер-лейтенант М. фон Коссарт (M. von Cossart), командовавший 7-й эскадрильей этой же эскадры, свидетельствовал, что противодействие оказал единственный зенитный пулемет, установленный около взлетной полосы, но он не причинил никакого вреда.

Перейти на страницу:

Похожие книги

1. Щит и меч. Книга первая
1. Щит и меч. Книга первая

В канун Отечественной войны советский разведчик Александр Белов пересекает не только географическую границу между двумя странами, но и тот незримый рубеж, который отделял мир социализма от фашистской Третьей империи. Советский человек должен был стать немцем Иоганном Вайсом. И не простым немцем. По долгу службы Белову пришлось принять облик врага своей родины, и образ жизни его и образ его мыслей внешне ничем уже не должны были отличаться от образа жизни и от морали мелких и крупных хищников гитлеровского рейха. Это было тяжким испытанием для Александра Белова, но с испытанием этим он сумел справиться, и в своем продвижении к источникам информации, имеющим важное значение для его родины, Вайс-Белов сумел пройти через все слои нацистского общества.«Щит и меч» — своеобразное произведение. Это и социальный роман и роман психологический, построенный на остром сюжете, на глубоко драматичных коллизиях, которые определяются острейшими противоречиями двух антагонистических миров.

Вадим Кожевников , Вадим Михайлович Кожевников

Детективы / Исторический детектив / Шпионский детектив / Проза / Проза о войне
Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза