Неизвестные трагедии Великой Отечественной. Сражения без побед

В результате первого внезапного удара, согласно журналу боевых действий 27-й армии, было уничтожено всего четыре истребителя, ранено три красноармейца. За первой группой с небольшим интервалом последовали новые эскадрильи и звенья бомбардировщиков. Всего в течение суток немецкие самолеты появлялись в районе Либавы 15 раз, совершив 135 самолето-пролетов. Только 7-я эскадрилья вылетала бомбить Батский аэродром еще дважды. «Хотя большое количество истребителей стояло на поле, ни первый, ни третий налеты не встретили противодействия, – вспоминал фон Коссарт. – Если первый удар был, видимо, внезапным, то третий разрушил взлетную полосу и повредил самолеты. При второй атаке самолеты И-16 (на аэродроме базировались И-153. – Авт.) были приведены в боевую готовность только при приближении немецких бомбардировщиков. Русские взлетали и вступали в бой, но в их действиях не угадывался какой-либо строй, не было даже пар или звеньев. Каждый атаковал в одиночку, стрелял примерно с 500 м и, оканчивая стрельбу, переходил в пикирование».

Очевидцем последующих ударов по аэродрому стал замполит 6-й сад А.Г. Рытов, который сразу же после получения тревожных донесений вылетел туда из Риги. Буквально перед его взлетом офицер оперативного отдела принес последнюю шифровку из штаба ВВС округа, где в очередной раз подчеркивалось: «на провокации не поддаваться, одиночные немецкие самолеты не сбивать». Видимо, здесь, как и у моряков, свою роль сыграла плохая организация радиосвязи и слабая подготовка шифровальщиков, которые приводили к тому, что время прохождения шифрованных радиограмм нередко занимало до 8–9 часов.

«В Либаве я застал невеселую картину, – вспоминал Рытов. – Аэродром рябил воронками, некоторые самолеты еще продолжали тлеть. Над ангарами стлался дым, а языки пламени дожирали остатки склада горюче-смазочных материалов.

– Плохо дело, товарищ комиссар, – доложил майор Зайцев (командир 148 иап. – Авт.). – Подняли мы самолеты по тревоге, но стоял туман, и вскоре пришлось садиться. Тут-то нас и накрыли…

Сигнал воздушной тревоги прервал наш разговор. Истребители пошли на взлет.

– Идемте в щель. Сейчас будет второй налет, – сказал майор…

– Сколько же будем играть в кошки-мышки? – спросил Зайцев, когда мы вылезли из щели. – Смотрите, что они, гады, наделали, – обвел он рукой дымящееся поле аэродрома. – Нас бомбят, мы кровью умываемся, а их не тронь.

– Потерпи, Зайцев, приказа нет, – уговаривал я командира полка, хотя у самого все кипело внутри от негодования.

«Юнкерсы» начали сбрасывать фугасные и зажигательные бомбы. Нет, это не провокация, а самая настоящая война! Прав Федоров (командир 6 сад. – Авт

.): бить фашистов надо, беспощадно бить!

К нам подошел комиссар Головачев (замполит 148 иап. – Авт.). Глаза его были воспалены.

– До каких пор нам руки связанными будут держать? – Он зло пнул подвернувшийся под ногу камень. – В общем, докладываю: летчики решили драться, не ожидая разрешения сверху. За последствия буду отвечать вместе с ними.

Я связался по телефону с членом Военного совета округа и доложил обстановку в Либаве, надеясь получить совет или приказ. Но он ничего вразумительного не сказал. Напомнил только об одном:

– Что будет нового – докладывайте.

Стало ясно, что в этой труднейшей и запутанной ситуации приходится рассчитывать только на свой боевой опыт и поступать так, как подсказывает партийная совесть» [153] .

Очевидно, именно после этого эпизода пилоты по собственной инициативе отразили налет, описанный в воспоминаниях Коссарта. Лишь около 10 часов полк получил приказ о начале боевых действий и разрешении неограниченно применять оружие. В течение дня некоторые из летчиков провели по шесть воздушных боев. В этот день они доложили о двух победах – капитан Титаев и старший политрук Кудрявцев сбили по одному бомбардировщику типа «хейнкель». По немецким же данным, бомбардировочная эскадра KG 1 «Гинденбург» в первый день войны никаких потерь не понесла. В любом случае баланс оказался не в пользу советской стороны – до конца дня бомбардировкой на аэродроме было уничтожено восемь «чаек». По утверждению фон Коссарта, немецкие радисты даже перехватили передачу открытым текстом: «Нечем прикрыть с воздуха. Наш истребительный полк погиб под бомбами». Вечером по приказу командира 6-й смешанной авиационной дивизии полк перелетел в район Риги. Так как на 28 истребителей не имелось пилотов, эти машины пополнили графу «неучтенная убыль», которая вскоре стала основной в потерях материальной части советских ВВС в ходе летне-осенней кампании 1941 г. Таким образом, уже в первый день войны Либавская ВМБ осталась без прикрытия истребительной авиации с воздуха, и вся тяжесть противовоздушной обороны легла на зенитчиков. Истребительная авиация Балтийского флота, даже при всем желании, прикрыть Либаву не могла, так как ближайший флотский сухопутный аэродром Кагул находился на острове Сааремаа.