Ночь на 25 июня прошла тревожно. Немецкая артиллерия и минометы усиленно обстреливали наши позиции, а дальнобойная артиллерия вела огонь по Либаве. Город был охвачен пламенем. Ранним утром наступило почти полное затишье. Однако уже через 30 минут огонь возобновился с новой силой – противник начал штурм. Его главный удар был направлен вдоль Гробиньского шоссе. По воспоминаниям очевидцев, наступление началось с психической атаки. Немецкие солдаты шли во весь рост, засучив рукава и непрерывно стреляя из автоматов. Их поддерживали пулеметным огнем действовавшие в боевых порядках мотоциклы и бронемашины, а также многочисленные бомбардировщики. Атаку удалось отбить. И повторная атака противника была отражена. Временами дело доходило до рукопашных схваток. Особенно ожесточенный бой развернулся на восточном участке обороны поздним вечером. Несмотря на значительное превосходство, врагу удалось только потеснить оборонявшихся, но прорваться в город он так и не смог. Тяжелые бои с утра до вечера шли также на северном, восточном и южном участках обороны. В этот день гарнизон понес тяжелую утрату – во время рекогносцировки был тяжело ранен и спустя несколько часов скончался от ран генерал-майор Н.А. Дедаев. В командование дивизией вступил начальник ее штаба полковник Бобович.
Противник в тот день также лишился многих солдат и офицеров, в том числе и командира морской специальной команды капитан-лейтенанта Биглера. Историограф немецкой 291-й дивизии В. Конце в своей книге по поводу боев за Либаву писал: «Последовали четыре дня упорных боев, в которых выяснилось, что русский противник – крепкий орешек и не «размягчается», как это было с французами, несмотря на меткость альпийских стрелков» [169] .
В боях этого дня приняла участие подводная лодка «М-83» (старший лейтенант П.М. Шалаев). Еще накануне она из-за неисправности перископа вернулась с дозорной позиции в порт, не представляя, в каком положении он находится. «Придя в Военную гавань, – вспоминал член экипажа субмарины Евстигнеев, – мы обнаружили, что Гидроотдел разбомблен (на самом деле здание было сожжено в ходе панических событий ночи на 24 июня. –
Согласно отчету БПЛ КБФ, «М-83» отстреляла за 25 июня 170 снарядов (в т. ч. 50 по воздушным целям) и еще 1600 снарядов в течение следующих суток (из них 100 по самолетам). Штурман «М-83» лейтенант Е.Т. Антипов вспоминал, что «интенсивность стрельбы была настолько высокой, что ствол пушки накалился, и моряки охлаждали его мокрыми тельняшками». С учетом того, что к 26 июня на остальных батареях снарядов почти не оставалось, это была существенная помощь.
Несмотря на это неожиданно успешное применение лодочной артиллерии, командование базы затратило немало сил на то, чтобы как можно быстрей уничтожить корабль. Участник событий торпедист «М-71» старшина 2-й статьи И.С. Грабовский утверждал, что поскольку «замену перископа в базе [произвести] было невозможно, командир лодки решился уйти в море, на что разрешения не получил. Несколько раз поступали приказания о потоплении лодки, командир их не выполнял». Несомненно, что Шалаев игнорировал приказы Клевенского потому, что днем 25 июня получил шифровку из Риги от командира 1-й БПЛ капитана 1 ранга Н.П. Египко, где ему предписывалось «по обстановке перейти в Усть-Двинск… при невозможности погружения добиться боевого обеспечения» от штаба ЛВМБ. В Либаве к тому времени еще оставалось пять торпедных катеров Осипова, но их Клевенский берег для собственной эвакуации и никуда отпускать не хотел. Не мог он и выпустить «М-83» без обеспечения – случись с ней что, с него же могли и спросить. Оставалось одно – поставить командира подлодки перед необходимостью самому взорвать свой корабль, что и случилось в ночь на 27 июня при оставлении базы…